– золото и драгоценные камни – он отдавал беднякам. Он был настоящим Робин Гудом. И в некоторых из этих подвигов у него был сообщник – Лэйнг.
Лэйнг обсуждал фантазии и галлюцинации Джона, разделял их, говорил с ним по душам, пил с ним виски, слушал его. Они стали добрыми приятелями. Это живое общение было совсем не таким, о котором писали в учебниках по психотерапии. Лэйнг сознательно не использовал никаких методик. Он просто прислушивался к нему, стремился понять его и, в конце концов, просто и непринужденно общался с ним, пытаясь угнаться за быстротой его чувств и мыслей. Джон действительно стал для него настоящим приятелем и другом. «Это, – писал он позднее, – не входило в мои обязанности. Его мягкая палата стала для меня убежищем, а его компания – настоящим утешением»[84]. Он стал Горацио Гамлету-Джону. И тот постепенно пошел на поправку, а через некоторое время и вовсе выписался из больницы. После выписки на имя Лэйнга пришло благодарственное письмо, начинавшееся словами: «Дорогой Горацио!..»
Здесь же он встретил и Питера, который впоследствии станет героем двух его книг – «Разделенного Я» и «Я и Другие». Питер заболел шизофренией через некоторое время после призыва. Его лечили электрошоком и инсулином. И Лэйнг начал сомневаться в том, приносит ли это лечение позитивные результаты. Так совпало, что на неделю он отлучался в положенный периодически отпуск, и он решил взять Питера с собой. Они вместе отдыхали и путешествовали, спали в одной комнате и жили, как добрые приятели или братья. По окончании отпуска они вернулись назад. И через несколько недель Питер выписался из больницы. Он успешно жил и спустя несколько лет даже стал директором престижного колледжа танца и драмы. Стоит ли упоминать, что, не встреться на его пути Лэйнг, инсулин и электрошок погубили бы его.
Лэйнг уже тогда понял, что безумие, на самом деле, является не медицинской, а во многом философской проблемой, что к больным необходимо относиться по-другому и что чрезвычайно важно понять мир психически больного человека. «„Нормальность“ – это жесткость и тоталитаризм. Это смерть души и конец свободы. В противовес этой оправдывающей себя тавтологии, этой непобедимой и неизбежной незыблемости возникает романтический протест», – отмечал он тогда в своих заметках. Он стремился приблизиться к этому опыту доступными ему средствами. И начал много пить. «То, чего я стремлюсь достичь через опьянение, все еще скрыто от меня», – писал он в своем дневнике в феврале 1952 г.[85]
В Нетли Рональд познакомился с медицинской сестрой Энн Ханн. Энн была лейтенантом сестринского корпуса Королевской армии. Она поступила в него добровольцем в Эдинбурге, ей очень хотелось увидеть мир, и она считала, что служба сможет ей в этом поспособствовать. Из Эдинбурга ее перевели в Нетли. Там они и познакомились с Лэйнгом: она была медицинской сестрой в том отделении, где он служил лейтенантом. Их бурный роман скрашивал дни. Серьезных намерений у него тогда не было, им просто нравилось проводить время вместе.
Через год службы в Нетли