службы, как прежде, когда его имя было на плакатах, извещавших о собрании верующих. В прошлом отец был очень известен, но все изменилось после того, как он уехал с Юга. Наверное, ему следовало бы открыть свою церковь (интересно, хотел бы этого отец, задался вопросом Джон), и тогда он мог бы, как отец Джеймс, вести свою паству к Свету. Однако отец был в церкви лишь кем-то вроде смотрителя – заменял отслужившие срок электрические лампочки, следил за чистотой помещения и за сохранностью Библий и книг с церковными гимнами, а также за плакатами на стенах. Впрочем, по пятницам он вел службы вместе с молодыми священниками и участвовал в проповедях. В воскресных утренних службах отец редко принимал участие – только в тех случаях, когда отсутствовали другие священники. Он был церковным «мастером на все руки», вечным помощником.
Джон видел, что к отцу относятся с уважением. Никто никогда ни в чем не обвинил, не упрекнул отца, не подверг сомнению чистоту его жизни. И, тем не менее, этот человек, служитель Господа, ударил мать, и Джону хотелось убить его. И это желание не пропало до сих пор.
Джон уже подмел половину церкви, хотя сваленные горкой стулья по-прежнему оставались перед алтарем, когда в дверь постучали. На пороге стоял Илайша, он пришел помочь ему.
– Хвала Господу, – произнес Илайша, широко улыбаясь.
– Хвала Господу, – ответил Джон. Такое приветствие было принято в их церкви.
С силой захлопнув дверь, брат Илайша, громко топая, вошел внутрь храма. Похоже, он явился после баскетбола: на лбу блестели капельки пота, волосы были взлохмачены. Под зеленым шерстяным свитером с эмблемой школы – расстегнутая у ворота рубашка.
– Тебе не холодно? – спросил Джон, оглядывая Илайшу.
– Нет, братишка. Не все такие неженки, как ты.
– На кладбище лежат не одни малолетки, – сказал Джон, чувствуя себя непривычно легко и свободно: Илайша поднял ему настроение.
Илайша, который направился по проходу в заднее помещение, вдруг повернулся и посмотрел на Джона удивленно и даже угрожающе.
– Ага, вижу, сегодня ты настроен посмеяться над братом Илайшей, но я постараюсь внести поправку в твои планы. Только подожди, дай мне руки помыть.
– Зачем мыть руки, если пришел сюда работать? Бери швабру, а в ведро налей воды и положи немного мыла.
– Только подумать, – проговорил Илайша, пуская воду в раковину и словно обращаясь к струе, – какой нахальный ниггер! Надеюсь, он не навлечет на себя беду языком. Если продолжит в том же духе, кто-нибудь может заехать ему в глаз.
Вздохнув, он стал намыливать руки.
– Я всю дорогу бежал сюда, чтобы он не надорвал себе животик, таская стулья, а меня встречают словами: «Налей в ведро воды». Нет, ниггеры совсем распустились. – Илайша замолчал и повернулся к Джону: – Где твои манеры, парень? Надо научиться вежливо разговаривать со старшими.
– Лучше берись скорее за швабру и ведро. Времени не так много.
– Значит,