почти потерявшая рассудок сестра, отчим, державшийся на таблетках… Прочь! Все к черту! Все, что было вчера. Надо подумать о завтра. И не только о своем. Отец не одобрит, это понятно, бумага, по его мнению, сильнее кулака и пули. Ладно, пусть думает все что угодно. А Лера… Ей нужно попытаться все объяснить, подсказать, как себя вести, если спросят. А спросят обязательно и очень скоро. И времени на все про все немного, часа два от силы – пока эту тварь найдут, пока она придет в себя и объяснит, в чем дело. Тяжкие телесные… Ничего, отбодаемся. На аффект спишем, да еще и господина ювелира так замажем, что мало не покажется, с диктофона доказательств добавим. Пару годков я отдать готов. Выкручусь. Денис взбежал на третий этаж и потянулся к звонку. Но отдернул руку, достал ключ и повернул его в замочной скважине.
– Наконец-то, я тебе сто раз звонила… – она осеклась, рассматривая Дениса.
Говорить ничего не понадобилось, девушка поняла все с первого взгляда. И темные брызги на светлой ткани пиджака и штанов, и содранная кожа на костяшках сказали сами за себя. Денис стоял посреди коридора, Лера – напротив него. Оба молчали, никто не решался прервать паузу.
– Лер, послушай, – собрался с духом Денис, – только не перебивай. Я…
– Я все вижу, не слепая. Денис, Вику жалко, но ее не вернешь. А тебе тут жить, нам жить. Ты понимаешь, кто это был? Помнишь, что мы тогда на переезде видели? Неужели тебе не страшно?
Помнит, конечно, такое фиг забудешь. Не каждый день в тихом городе на двухполосной трассе машины сопровождения расчищают главарю путь автоматными очередями в воздух, а белый внедорожник «кенгурятником» сталкивает в кювет замешкавшиеся «Жигули», которые недостаточно подвинулись. Хорошо, что не на рельсы, под самую морду тепловоза, и на том спасибо. А страшно… Страшно, конечно. Только дураки ничего не боятся. Но никто же не собирается на рожон лезть, зачем, когда есть обходные пути…
– Сколько раз я тебе говорил: непротивление злу насилием – не выход. Если я, ты, он, она не будем сопротивляться, подставим обе щеки и все остальное, красиво умрем с опущенными руками, то тем самым расчистим злу дорогу. Смирение ведет к пропасти и смерти, война – путь к жизни. Нельзя по-другому, пойми… Я не могу по-другому, кто я буду после этого, если промолчу и мимо пройду?
Он попытался взять Леру за руку, но девушка отпрянула к стене и выставила ладони перед собой.
– Не понимаю. Мне страшно, очень страшно. Я боюсь – и за себя, и за тебя. Я уже пережила это один раз, могу рассказать, как это было.
– Не надо… – Но его никто не слушал, просьба утонула в потоке ее слов.
– Я приехала на место катастрофы через двое суток. Не спала, не ела, пила успокоительные. Нас было человек сто – все обезумевшие, все держатся на таблетках. И каждый день по шесть-семь часов нам показывали трупы. И их фрагменты – большие, маленькие, женские, мужские, детские. Головы, руки, ноги – все, что нашли среди обломков. Я почти жила в местном морге, пропиталась