потом всё кончилось. Шерсть ХенВенки была чище и красивее, чем у лучшей из королевских овец, а выдранных волос оказалось так мало, что их не то что на тунику – на пояс бы не хватило.
Хен повела боками, охорашиваясь. Она явно была довольна. Потом пятачком ткнулась в руку Друста, изрекла:
– Хъръш! – и произошло чудо: очёса стало во много раз больше.
– Ну да, – кивнул Колл, – ему явно нужна новая туника. Эта скоро совсем развалится.
Спустя недолгое время одежда была соткана. Лесные девы принесли Друсту обнову. Тот стянул с себя старую (действительно, дыра на дыре, и когда успел так изодрать?), бросил на землю рядом с новой… и застыл, не понимая. Новенькая была больше почти вдвое.
Юноша натянул ее – и она была ему не слишком велика.
Впервые Друст задумался, сколько времени он находится здесь.
В лесу, где они бродили, всегда было лето… или казалось летом. За учебой некогда было думать о проходящих годах.
Друст вошел в хижину. Уже довольно давно он чуть пригибался в низком проеме, но не обращал внимания на эти пустяки.
– Наставник, – обратился он к Коллу, – а сколько лет прошло?
Свинопас пожал плечами:
– Дюжина или меньше… я не считал. Нет, точно, меньше. Но лет десять-то точно.
Друст вышел на берег озера. Здесь он впервые начал петь, здесь за эти годы он несчетное множество раз музыкой радовал собравшихся сидхи, лесных, подводных и прочих существ.
Сейчас юноша хотел, чтобы черная вода ответила на один-единственный его вопрос.
Привычно легкая мелодия – и вода застывает зеркалом.
Сын Ирба наклоняется, всматриваясь в свое отражение.
Высокий, поджарый, загорелый до смуглоты. Грива ни разу не подровненных волос выбелена солнцем. И уже давно не мальчик. В худощавом лице не осталось и следа детской мягкости.
И над черным зеркалом озера Друст невольно задает себе вопрос. Вопрос, на который ответа не знает он сам, а значит – не знает ни один человек, сидхи или прочая нелюдь:
– Кто я?
Кромка песни: Друст
Кто я? Помощник свинопаса? Арфист, ученик древнего сидхи? Недоучившийся мечник и лучник?
Сын отца, которого я почти не помню и за которого едва ли сумею отомстить… даже трижды чародей не может покарать море. А все мои чародейные умения исчезнут, едва я вернусь в мир людей.
Племянник Марха, лицо которого мне не вспомнить. Меня называют сыном бренина… сыном одного, учеником другого, третьего… но это всё не я, это всё они.
Что же такое – я сам? Не сын, не ученик, не в отсветах их славы и мудрости, а сам по себе?
В этом лесу я могу найти любого – птицу, зверя, лесного духа, сидхи, ХенВенку нашу. Песней я любого призову к себе – или сам выйду к нему по песни, как по тропе.
Как мне найти здесь Друста?
Юноша сделал то единственное, чем владел в совершенстве: взял арфу и заиграл.
Кто сказал, что найти себя – труднее, чем заблудившуюся