в розовых штанишках». Убеждение это вошло в ее сознание столь прочно, что с годами уже и не менялось…
– Ну, да ладно! Что о них говорить!.. У них – свои розарии на дачах, а у нас – своя картошка в огороде… А, кстати, как тут наши цветочки поживают?
Лидия Федотовна ревниво следила за какими-то цветами, стоявшими на наших подоконниках, и поливала их по утрам перед началом рабочего дня. Она внимательно вгляделась в какую-то почку на толстом стволе, и погладила темно-фиолетовые глянцевые листья фикуса, а потом сказала мечтательно:
– Вот настанет лето!.. У меня на даче и розы, и маргаритки, и цинии…
Её мечты прервал язвительный Илья:
– Как Вы сказали? Циники? Это точно – любят циники срывать цветочки и у Розы, и у Маргариты…
– Да ну вас! – рассердилась Лидия Федотовна. Вечно у вас, Илья Стефанович, одно и то же на уме!.. Не циники я сказала, а цинии! И вообще, хватит прохлаждаться, работать надо – сегодня ведь зарплата…
Лидия Федотовна села за свой стол в углу комнаты, у окна, на кресло, которое было отрегулировано по ее росту еще в момент его доставки, но она каждый раз с утра примеривалась и садилась с опаской – не подменил ли его этот шутник Илья, и не крутил ли он регулировку? Сегодня все было в порядке.
А Илья Стефанович, который вечно искал гармонию дурашливости и глубины и почти никогда не находивший ее, впадая в каждую из крайностей с периодичностью маятника, рассудительно произнес:
– Э, нет, Лидия Федотовна, не скажите! Сегодня у нас с вами на уме одно и тоже – сколько лысорозовых лоллардов будет в конвертике?
– Не в «конвертике», а в «конвертиках», – выпуская коготки, царапнула его Лидия Федотовна. Но, не желая «обострять», она примирительно и смиренно улыбнулась. Однако, всё-таки не удержалась и добавила:
– Разные у нас с вами конвертики, Илья Стефанович, разные… Смотрите, не перепутайте – пожалеете!
– А, кстати, вы знаете, откуда пошло это выражение? – обратился Илья уже ко мне, оставив в покое Лидию Федотовну, поскольку и не ожидал получить от нее ответа на свой вопрос.
Она тоже сочла разговор исчерпанным, достала свою кружку (держала ее в столе отдельно от других) и пошла за водой, даже не проверив, есть ли она в «общественном чайнике». Чайник ее не интересовал «принципиально», потому что «эта грязнуля Елена Петровна там давно лягушек развела».
– Не знаю, Илья Стефанович, – честно признался я.
Довольный тем, что после поражения с Хоружим «уел» меня по «интеллектуальному вопросу», Илья Стефанович рассудительно изложил почерпнутые им откуда-то действительно весьма любопытные сведения.
Оказывается, ещё у какого-то то ли английского, то ли ирландского классика начала XVII века в полузабытом ныне, а тогда, как сказали бы сегодня, «культовом» в Америке романе, была такая малопонятная фраза:
«С задумчивой бороды на язвительный череп переходил его взгляд, дабы напомнить, дабы по-доброму упрекнуть, переместившись затем к тыкве лысорозового лолларда,