не угодишь. Но, в любом случае, нацикам в России такой воли не дают, как здесь. Националистов в России не видно и не слышно сейчас.
– Насчет этого – согласен, нациков у вас прижали. Но ведь Путин не вечен. Что будет, когда он уйдет? У вас тогда начнется такая же херня, как и здесь.
– Не начнется. Нам уезжать из страны уже некуда, так что порядок наведем по месту жительства.
– Мы вот тоже думали, что наведем порядок сами. А когда нацики начали наших людей по одному вылавливать и убивать, как-то не нашлось адекватного ответа.
Он помолчал, а потом произнес с какой-то темной, искрящейся злобой:
– Нам бы нужно было тоже их убивать, понимаешь? А мы все струсили. Надо было тоже убивать! Их же было сначала немного, ну, сто, ну, двести отморозков. Надо было их просто убивать, мразей, они бы быстро кончились!
– Да вам бы полиция не позволила. Здесь только нацикам можно, убивать……
– Это верно, полицаи за них, – согласился он. – У нас в итоге к маю 2014 года, еще даже до того, как они сожгли людей в Одессе, была перебита вся верхушка. Ну, то есть, кого убили, кого искалечили, кого запугали, а кто бежал. Мы вот в Киеве тогда остались без руководства вообще…
Он снова замолчал, внимательно рассматривая свои исцарапанные руки. Я не торопил его. Больше всего мне хотелось достать сейчас камеру и снять для наших избалованных зрителей эти настоящие, живые эмоции, но было понятно, что это невозможно.
– У вас же оставались какие-то авторитетные персонажи в руководстве компартии, – сказал я осторожно.
– Да, были, конечно, разные фигуры, но они на самом деле ничего не решали. Они только ныли в президиумах, что ай-ай-ай, «наступает фашизм», «мы все как один должны остановить его». Особенно красиво это получалось у них на международных конференциях. Знаешь, как это бывает где-нибудь в Германии, в тепле и безопасности. «Европа должна вспомнить, к чему приводит поддержка фашизма», и прочее бла-бла-бла. А Европе было насрать – у нее свои задачи, и среди них нет такой задачи, как борьба с фашизмом на Украине. Европе интереснее другое. Фашисты им безразличны, больше того, фашистов они прямо поддерживают, дают им деньги, оружие, все что угодно!
Он распалился, снова гордо поднял лохматую голову, привстал из-за стола, и на нас начали оглядываться с соседних столиков.
– Надо уходить, – быстро сказал я ему.
Он тут же встал, и мы пошли на выход. Но далеко не ушли – неподалеку от выхода нас нагнал коротенький толстенький мужик с острыми маленькими тревожными глазками на широком лоснящемся лице.
– Андрей, я же просил не устраивать здесь политических собраний, – прошипел он еле слышно, придержав Андрея под руку.
– Извини, Василий, случайно разошелся. Так-то мы просто поесть пришли, – откликнулся Андрей, примирительно подняв тонкие руки прозрачными ладонями вверх.
– Смотри, мне неприятности не нужны, ты знаешь, – с нажимом добавил хозяин, с подозрением разглядывая меня.
– Все было очень вкусно. Спасибо, товарищ, – сказал я