аллюзиях и гротесковом отображении реальности в современной российской прозе. Нет, противно было из-за чего-то другого, что Терехов вспомнить не мог, а было очень важно – вспомнить, потому что иначе загул превращался в обычную пьянку, чего не должно было быть в принципе.
Часа полтора Терехов отмокал в ванной, выпускал остывшую воду и доливал горячую, пытался вспомнить, что же они с Андрюшей вчера делали и где были, но в памяти сохранилась только перебранка с водителем частной машины (даже марки не запомнил!), который то ли слишком много требовал за ночной извоз, то ли вообще не хотел везти приятелей туда, куда они собирались ехать, а вот куда они все-таки ехать собирались, Терехов вспомнить не мог и в конце концов оставил это занятие, лежал, закрыв глаза, а потом вдруг, будто что-то переключилось в мозгу, поспешно вылез из ванны, обтерся махровым полотенцем и резво побрел в кухню, где сварил себе воистину черный кофе, чернее, чем абиссинский, он же нубийский, он же эфиопский, негр – такой же черный, как его мысли, которые именно потому и были совершенно неотличимы одна от другой, что чернота скрывала их особенности и кажущуюся индивидуальность.
Кофе взбодрил, вторая чашка заставила Терехова отправиться в гостиную и отыскать лежавшую почему-то на полу у дивана книгу со злобной женщиной на обложке. Взглянув ей в глаза, Терехов содрогнулся и вспомнил, наконец, телефонный звонок – странные и страшные слова неизвестного, ставшие причиной и поводом для вчерашнего безумного загула.
Может, Андрюша помнит хоть что-нибудь из произошедшего?
Звонить Глухову Терехов не собирался – отчасти потому, что боялся услышать от приятеля такие подробности ночных похождений, о которых лучше бы не вспоминать никогда.
После кофе стало легче, Терехов доплелся до компьютера и заставил себя приступить к обычной утренней работе: сначала проверка почты, потом рассылки, новости. В почте не оказалось ни одного личного письма, рассылки содержали информацию, которая была ему сейчас настолько безразлична, что он даже названия не прочитывал до конца – сразу отправлял файл в корзину.
А новости…
Обычно Терехова интересовали две вещи: криминальная хроника и терроризм. С терроризмом сегодня все было в порядке – в том смысле, что даже в Израиле не произошло никаких инцидентов, – а в криминальном разделе Терехов почти сразу наткнулся на заметку, которая еще вчера вряд ли привлекла бы его внимание. Подумаешь, какой-то невротик свел счеты с жизнью…
«В квартире на Шаболовке покончил с собой Эдуард Ресовцев (43). О происшествии в милицию сообщила соседка, обнаружившая дверь в квартиру Ресовцева открытой. Причина самоубийства неизвестна».
И что?
Ничего, – подумал Терехов. Просто это тот самый человек, который звонил вчера. Тот, который шептал в трубку: «Ты взял у меня жизнь!.. Я писал эту книгу двадцать три года… Жить ты будешь, потому что умру я»…
Невозможно. Если все это происходило на самом деле, то звук, похожий на выстрел, раздавшийся в самом конце разговора…
Глупости, –