ты не будешь больше приходить?
Он остановился на пороге, удивленно поднял брови, в груди заныло от ощущения новых перемен. Да, ему постыла Маргарита, себе он в этом признавался охотно и даже представлял, как скажет ей последнее «прости», но почему-то не мог признать за ней права сказать это «прости» первой.
– Но я… – Терехов не нашелся, что сказать. «Хорошо?» Обидится, это ясно. А возражать не хотелось.
– Не надо, – Маргарита закрыла ему губы ладонью, развернула вокруг оси и вытолкнула на лестничную площадку, хотя – Терехов это почему-то отчетливо чувствовал по движениям ее мягких рук – больше всего ей хотелось совсем противоположного.
Он вернулся домой и ждал звонка, Маргарита не позвонила и тогда часа в два ночи он позвонил сам, но сразу бросил трубку – возникла вдруг странная мысль о том, что за эти часы она привела к себе кого-нибудь другого, и он своим поздним звонком помешает им быть вместе.
Глупая была мысль и не очень порядочная по отношению к Маргарите, но она почему-то окончательно успокоила Терехова, и несколько следующих дней он ходил по вечерам в гости к знакомым и даже возобновил если не дружбу, то нормальные отношения с дальними родственниками в Черемушках – совсем вроде бы рядом с его домом, но не виделись они уже лет пять после какого-то нелепого и давно забытого инцидента. Приняли его хорошо, много было разговоров, и Терехов тоже много рассказывал о своей писательской – богемной, как полагали родственники, – жизни.
На вопросы о том, когда выйдет его новая книга, Терехов отвечал коротко: «Скоро», и нежелание автора говорить о своем неопубликованном еще романе выглядело нормальной скромностью, а порой даже многозначительным намеком на некую ожидаемую сенсацию.
Три недели Терехов, садясь за компьютер, не открывал директорию «Романы» – отдых его затянулся, и впервые он не ощущал по этому поводу никаких неудобств.
Варвара не звонила, и он не звонил в издательство, будто производственный процесс его не интересовал совершенно – да так оно и было на самом деле, в отличие от прежних лет, когда он старался «держать руку на пульсе» и о выходе сигнального экземпляра узнавал за сутки до того, как книга попадала на стол редактора.
Сухая пора бабьего лета закончилась в тот самый день, когда «Вторжение в Элинор» появилось на прилавках книжных магазинов и на лотках у станций метро. С раннего утра зарядил нудный осенний дождь, тучи висели над крышами, будто придавленные собственной тяжестью, выходить из дома в такую погоду Терехов не собирался, лежал на диване и читал Акунина. Он хорошо относился к этому незаурядному писателю, хотя и считал, что сюжеты тот сочинять не умеет, передирает их из западной детективной классики, но стиль у него неординарный, а эпоха, которую он описывает – во всяком случае, в первых романах о Фандорине, – действительно самая интересная и загадочная в российской истории.
Терехов как раз дошел до момента, когда на преступницу в романе «Левиафан»