дети в канализации! В XXI веке цивилизации!) Из-за голода съедали абсолютно всё живое, включая крыс и воробьёв. Сдиралась кора с вяза и первая зелень весной. Детей, умерших до семи лет, китайцы не хоронили, и дикие, ещё не съеденные собаки часто таскали в зубах то руки, то ноги выброшенных детей. Я сам не раз видел трупы детей, завёрнутых в циновку и лежавших подальше от глаз – на удалённом от города берегу реки.
Самым памятным было путешествие на поезде в гости к староверам – это 500 километров от Харбина. От станции ещё километров десять пешком до поселения. Оно состояло из десятка бревенчатых домов, расположенных по обе стороны немощёной улицы. В каждом дворе – амбар, баня. Что мне запомнилось: убитые медведи, сваленные кучей за заборами. И это в каждом хозяйстве. Медведей было много, их отстреливали не только как промысел, но и для защиты хозяйства. Медведи нападали стаями и забивали домашнюю живность. Меня также удивляло обилие продуктов, зерна, вяленой рыбы и копчёной дичи. Голод староверов не коснулся. Жили они, строго соблюдая религиозные законы, постились и подчинялись старшему общины. Это был яркий, незабываемый эпизод в моей жизни.
Дети мои никогда не испытывали голода. Проблема была не в том, чем их накормить, а как заставить есть. Путешествовали они с младенчества. Сначала на машине – из Канберры к бабушке и дедушке в Брисбен. Потом на самолёте на остров Окинава через Филиппины. Затем Гонконг и опять Австралия, а позже – несчётное количество раз – в Сингапур, Россию, Кипр, Европу и так далее. На острове Окинава у них была няня-японка. За садом приглядывал садовник, и детям было предоставлено всё – и пляжи, и детский садик, и игрушки.
В шесть лет я пошёл в школу, хотя по правилам положено было с семи. Наверное, меня приняли потому, что я уже умел читать – моей первой прочитанной книгой была «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Кто меня учил читать, я не помню. Как учился, тоже не помню. Знаю, что окончил начальную четырёхлетнюю школу успешно и поступил в пятый класс «розовой» школы в центре города. Почему её называли розовой, тоже точно сказать не могу. Скорее всего, потому, что она была покрашена в розовый цвет. В первом классе произошёл один эпизод, который я запомнил и который, наверное, помог бы психоаналитику – по Фрейду – анализировать моё последующее поведение в жизни.
Однажды я заболел и не был в школе пару дней. По возвращении меня обвинили в краже школьного фонарика, который находился в учительской. Никто, конечно, уже никогда не дознается, спёр ли его один из учителей или кто-то из учеников постарше, но я его точно не брал. Было очень больно и стыдно. Помню это и сейчас. Мне пришлось долго терпеть обжигающие обвинительные взгляды. На душе было тяжко, но я терпел, благо мысли о суициде мне тогда не приходили в голову. Наверное, поэтому в дальнейшей жизни я следовал правилу: лучше отдавать, чем брать. Правда, деньги у бабки я продолжал таскать, а она меня прощала и, главное, не била!
Меня никто не бил в детстве. Отец лишь раз за мою шалость, что