собеседник выдохнул дым. – О Майко забудь. Потому что она моя.
– То есть как – твоя?
– Я имею на нее виды.
– Любишь?
– Да, люблю. Состоял в переписке, будучи в Петербурге.
– А она к тебе расположена?
– Отвечала на письма с нежностью.
Трубка Михаила погасла, он зачиркал кресалом, высекая искры. Снова раскурил и затянувшись, спросил:
– Ну а коль она предпочтет другого?
Чавчавадзе ответил просто:
– Я его убью.
– На дуэли?
– Это уже неважно. Главное – убью. Потому что Майко за другим не быть.
Лермонтов, нахохлившись, сидел, как замерзший голубь. Мрачно бросил:
– Мне твои пассажи, Дато, удивительны. Все-таки у нас девятнадцатый век, и считается, что свободным женщинам можно делать выбор самим.
Однокашник слегка поморщился.
– Здесь Кавказ, и законы иные. На Кавказе все решает мужчина. – Он постучал по пепельнице, вытряхивая догоревший табак. – Словом, не сердись, дорогой Мае, я обидеть гостя не вправе и действительно рад тебя видеть после долгой разлуки, но считаю своим долгом честно предостеречь, по-дружески. На Кавказе свои порядки. Мы, живя в России, уважаем и соблюдаем ваши порядки. Ну а вы у нас соблюдайте наши. И тогда не возникнет поводов для ссор.
– Я благодарю тебя за науку, – мирно проговорил Лермонтов.
– Карги! Хорошо! – И Давид слегка похлопал его по предплечью.
Вскоре спустились дамы: первой шла Саломея, за ней дочери. Гостя проводили к столу. Все сели, ожидая хозяина. Улыбнувшись, Екатерина спросила:
– Как вам спалось, Мишель?
– Превосходно, Като, спасибо.
– На дворе нынче пасмурно, но, надеюсь, дождик не помешает вашей конной прогулке с папа́.
– Я тоже надеюсь.
Наконец появился князь. Слуги начали подавать блюда.
– А Майко не выйдет? – обратился к жене Александр Гарсеванович.
– Нет, Марии с утра нездоровится. Мы ей подадим в комнату.
– Сильно нездоровится?
– Ничего серьезного, – с некоторой насмешкой ответила Саломея, бросив взгляд на гостя. – С молодыми девушками это бывает.
Разговор перешел на другие темы. Лермонтову вдруг захотелось уехать, покинуть этот с виду гостеприимный, но на самом деле совершенно чужой, в чем-то даже враждебный дом, с его удивительными законами и неясными отношениями. Еще эта конная прогулка с хозяином! Может, отказаться? Нет, нельзя, обидится. Надо терпеть.
Кофе пили на балконе. Александр Гарсеванович, посмотрев на небо, произнес:
– Тучи вроде бы начали редеть, небо проясняется. Вы не против прогулки, Михаил Юрьевич?
– Я в предвкушении.
– Ты поедешь с нами, Дато?
– Нет, мерси, у меня дела в Караагаче.
– Ну как хочешь.
Конюх вывел под уздцы лошадей. Всадники помахали женщинам, провожавшим их, стоя на балконе, и неторопливо двинулись по аллее. Чавчавадзе заговорил:
– Меня вновь зовут на государеву службу. Предлагают потрудиться в совете Главного управления Закавказского края. Государь во время визита