пьяный.
После этого Энис-Эль-Джелис посмотрела на шейха и сказала ему:
– О шейх Ибрагим! Ты видишь, как этот человек обращается со мною?
– О госпожа моя, что такое с ним? – спросил он.
– Он всегда обращается так со мною, – отвечала она. – Он пьет, потом уснет, а я должна сидеть одна, и пить мне не с кем. Если б я захотела выпить, то некому наполнить мне кубок. А если б я захотела попеть, то некому и слушать меня.
Слова эти тронули шейха, и он отвечал:
– Да, такой товарищ тебе не годится.
Рабыня налила кубок и, глядя на шейха Ибрагима, сказала ему:
– Жизнью своею умоляю тебя, возьми кубок и выпей; не отказывайся, а возьми и выпей.
Он протянул руку и, взяв кубок, выпил его, а она наполнила для него кубок во второй раз и, подавая его, сказала:
– О господин мой! Это для тебя.
– Клянусь Аллахом, – отвечал он, – я не могу больше пить. С меня довольно того, что я выпил.
– Клянусь, это необходимо, – сказала она.
И он, взяв кубок, осушил его.
После этого она подала ему третий кубок, и он взял его и тоже хотел выпить, как вдруг Нур-Эд-Дин поднялся и сказал:
– О шейх Ибрагим, как же это так? Разве я не упрашивал тебя выпить, а ты отказывался и говорил, что тринадцать лет ты не пил?
Шейх Ибрагим смутился и отвечал:
– Клянусь Аллахом, я тут не виноват, это она заставила меня.
Нур-Эд-Дин засмеялся, и они продолжали пировать, а рабыня, взглянув на своего господина, сказала ему:
– О господин мой, пей лучше ты сам и не заставляй пить шейха Ибрагима. Мы лучше так полюбуемся им.
Она начала наполнять кубки и подавать своему господину, который, в свою очередь, тоже наполнял их и подавал ей, и так он делал от времени до времени, пока, наконец, шейх Ибрагим смотрел-смотрел на них да и сказал:
– Да что ж это такое? Это что за попойка? Зачем же не наливаете вы мне вина, раз я пью вместе с вами?
Они оба засмеялись и хохотали чуть не до бесчувствия. Потом они выпили сами, налили вина ему и продолжали кутить таким образом, пока не миновала треть ночи.
– О шейх Ибрагим, – сказала тогда рабыня. – Позволь мне встать и зажечь одну из вставленных свечей.
– Встань, – отвечал он, – но более одной свечи не зажигай.
Но она, вскочив, зажгла сначала одну свечу, затем другую и кончила тем, что зажгла все восемьдесят. После этого она села, а Нур-Эд-Дин сказал:
– О шейх Ибрагим, неужели ты не сделаешь мне одолжения и не позволишь мне зажечь хоть одну лампу?
– Встань и одну лампу зажги, – отвечали ему шейх, – и не надоедай мне больше.
Он встал и, начиная с первой лампы, зажег все восемьдесят, и зала осветилась, как для танцев. Шейх Ибрагим, сильно опьяневши, сказал:
– Да, вы любите повеселиться еще более меня.
Он вскочил и раскрыл все окна, после чего снова сел с ними; они продолжали пить и декламировать стихи; их веселые голоса громко разносились по комнате.
Всевидящий и всезнающий Господь, определяющий