закрывает за собой дверь.
Он повернулся к Астрид:
– Да, я ее люблю. Ты любишь своего мужа-врача?
– Да.
– Тогда почему?
– Он меня не любит.
– Гм. Значит, ты мстишь ему.
Она посмотрела на него с удивлением:
– Нет. Просто я одинока. А ты мне нравишься. Наверно, причины те же, что и у тебя. Ты бы предпочел что-нибудь более сложное?
Харри рассмеялся:
– Нет-нет. Все хорошо.
– Как ты его убил?
– Кого?
– Их много? Похитителя.
– Это не важно.
– Может, и не важно, но я хотела бы услышать… – Она положила ладонь ему между ног, прижалась, прошептала: —…подробности.
– Ни к чему это.
– Ошибаешься.
– Ладно, но мне не нравится…
– Да брось ты! – раздраженно воскликнула она, резко стиснув его член. Харри взглянул на нее. Голубые глаза жестко блеснули в темноте. Она поспешила улыбнуться и медовым голосом добавила: – Ну пожалуйста.
Мороз за окном спальни крепчал, кровли района Бишлет потрескивали и звенели, меж тем как Харри рассказывал подробности, чувствуя, как она сперва оцепенела, потом убрала руку и наконец сказала: «Хватит».
После ее ухода Харри постоял в спальне, прислушиваясь к потрескиванию. И к тиканью.
Потом наклонился поднять пиджак, брошенный на пол вместе с остальной одеждой, когда оба, охваченные страстью, стремительно ворвались в спальню. И в кармане нашел источник. Прощальный подарок Бьярне Мёллера. Стекло часов поблескивало.
Он сунул их в ящик ночного столика, но тиканье преследовало его на всем пути в страну снов.
Белым гостиничным полотенцем он стер с оружейных деталей лишнюю смазку.
Движение за окном проникало внутрь как ровный гул, заглушая в углу маленький телевизор, у которого было всего три канала с зернистым изображением, видимо норвежские. Девушка-портье забрала у него пиджак и обещала, что его почистят к завтрашнему утру. Он разложил детали на газете, одну возле другой. Когда все они просохли, он собрал пистолет, прицелился в зеркало и нажал на спуск. Механизм сработал мягко, он почувствовал, как движение стали передается по руке и плечу. Сухой щелчок, в обойме пусто. Мнимая казнь.
Так они пытались расколоть Бобо.
В ноябре 91-го, после трех месяцев осады и бомбежек, Вуковар наконец капитулировал. Лил дождь, когда сербы вошли в город. Вместе с остатками подразделения Бобо – примерно восемью десятками смертельно усталых, изголодавшихся хорватских военнопленных – он стоял в строю перед развалинами, там, где когда-то была центральная улица. Сербы приказали им стать по стойке «смирно», а сами укрылись в теплых палатках. Дождь поливал как из ведра, вспенивая глину. Через два часа люди начали падать. Лейтенант из подразделения Бобо вышел из строя, хотел помочь одному из упавших, и сербский рядовой, совсем мальчишка, вышел из палатки и выстрелил лейтенанту в живот. После никто уже не двигался с места, все смотрели на потоки дождя, затуманившие окрестные холмы, и надеялись, что лейтенант скоро перестанет