я пришел на наблюдательный пункт, было еще так рано, что западная сторона гор была все еще в глубокой тени. Я осмотрел их и их долины в бинокль и не заметил никаких признаков пожара. Тогда я осмотрел каньон Черной реки и, как и предыдущим утром, увидел похожее на дым облачко тумана ниже небольшой поляны на берегу реки. Оно было, однако, таким бледным, что я не мог быть уверенным в том, что это действительно дым. Я решил, что это не дым и не туман над водой: то, что я увидел, было только отблеском от луча света, попавшего в темный каньон сквозь щель в высоком горном хребте на востоке.
Я вышел наружу, начал ковырять щели в скалах и почти сразу нашел два наконечника для стрел – один большой, сделанный из кремня, зазубренный, а другой маленький, без зазубрин, сделанный из камня, похожего на стекло, такого прозрачного, что я мог смотреть сквозь него. Из них зазубренный производил более грозной впечатление, но маленький был более смертоносным – он мог намного глубже проникнуть в плоть. Я задавался вопросом, стрелял ли его владелец когда-либо во врага?
В девять часов я подошел к телефону и сообщил, что никаких признаков пожара нигде не видно. Затем я позвонил на станцию Риверсайд, надеясь, что там случайно кто-то окажется, но не получил никакого ответа, кроме рева смотрителя, который орал:
– Освободите линию, кто бы вы ни были! Вы разве не знаете, что на Риверсайде никого нет? Вы мешаете работе наблюдательной службы!
Я повесил трубку! Я хотел передать Ханне, чтобы она не приходила. После пропажи ветчины я решил, что не могу подвергать ее риску – ведь на одиннадцатимильном пути наверх ее могло ждать множество опасностей. Если тут действительно скрывались какие-то опасные личности, то на этой тропе ей было не место. Я пробовал успокоить самого себя мыслью о том, что ветчину, вероятно, оставили дома, но все же был почти уверен в том, что видел ее в сундуке среди прочих припасов. Несомненно, Ханна уже направлялась ко мне, и, если бы все было в порядке, то около полудня была бы у моей хижины. Тогда в это время я должен быть в хижине, а в час, плюнув на все пожары, я пошел бы вниз по тропе встречать ее. А если бы она приехала в полдень, то я решил, что вечером, когда моя смена закончится, я должен был сразу вернуться в хижину, чтобы защищать ее от опасностей. Я мог бы вернуться на ее лошади и отпустить ее, и она бы сама добралась до нашего стада.
Я продолжал искать бусинки и наконечники стрел, пока у меня не заболели глаза, а потом вернулся в наблюдательный пункт. Телефон издал длинный звонок – это был вызов смотрителя, и я снял трубку, чтобы послушать разговор. А почему бы и нет? Дела лесной службы были и моими делами. Я хотел быть в курсе происходящего. И вот теперь я услышал голос Уильяма Хаммонда, владельца маленькой лесопилки, расположенной на шоссе Океан-к-Океану, в пяти милях к западу от моего дома, почти на северном краю леса, который рассказывал смотрителю о том, что у него возникли серьезные неприятности с двумя его работниками, чужаками, которых он неделю назад подобрал на дороге и устроил на работу,