соблюдая высоту полёта.
Внезапно над крышами парящих машин пронеслись аирбайки. Оставляя блекло-голубой след антимагнитной панельки, гонщики неслись на трижды превышенной скорости, разрезая воздух заострённым передним крылом. Броская одежда и шлемы атлантов подходили под дизайн байков, что делало каждого гонщика уникальным. Кто-то ехал, привстав на подножке, некоторые же забирались с ногами на сиденье и держались за огромные рога руля одной рукой. Гнали они без глушителей, отчего грохот двигателей заложил уши всему проспекту.
Когда лихачи скрылись за поворотом, бабка с малышом отстала от молодой пары и схватились за грудь. Дьявольский рык смолк, и главный проспект некоторое время казался необычайно тихим.
Единственное, за что Диана любила его – это разнообразие. Здесь кончался душный спальный район, усеянный до ужаса похожими домиками. На проспекте располагались школы, маленькие магазинчики и прочие рабочие здания. Неподалёку был и завод, как и многие, основанный при поддержке Мариизма. Её маме пришлось сюда устроиться, когда отцу почему-то перестали платить деньги. Девушка уже издали видела его вытяжные трубы, уходящие под самый хрустальный купол.
Вскоре она поравнялась с самим их истоком. Серое строение почти не имело окон, кроме вентиляционных решёток. Прямо над дверями блестела огромная икона Матери Марии – два больших ядовито-жёлтых глаза блестели на кислотном четырёхпалом следе. Иногда казалось, что зрачки в отлитых из золота глазницах чуть шевелились, будто ненавязчиво наблюдали за происходящим на улице.
Крайне неприятные воспоминания закрепились у Дианы за этим заведением: два земных года назад девушка решила зайти сюда, чтобы проведать маму. Несмотря на то, что вытяжные трубы протягивались везде, пыль из цеха долетала даже до прихожей. Мама не раз жаловалась, что на работе в плохо освещенных комнатах почти нечем дышать. По верхним коридорам ходил смотритель и на весь завод ввещал в рупор что-то о лени рабочих и Божьем гневе. Надрывная брюзгливая речь так сливалась с шумом станков, что мало кто вычленял из неё отдельные слова. Но как бы рабочие ни старались опередить норму, из рупора на них лились постоянное обвинения. Не осталось у мамы таких коллег, которые не мечтали запустить инструментом в надутого гладкокожего смотрителя, хоть на миг прервав его шум, и вскинуть перед ним намазоленные ладони. Диана тоже успела его запомнить: однажды, пока она дожидалась мамы в приёмной, этот гнусный дед обхаял секретаршу:
– Выполнила норму, хочешь сказать, лежебочить отправляешься?! Создательницу тоже нормировано будешь почитать?! А ну держи ещё, не отлынивать! – как сейчас, прогремел в её ушах скрипящий голос. Меньше всего Диана хотела возвращаться сюда ещё раз.
С опасливым отвращением окинув здание взглядом, девушка поспешила удалиться, но тут её внимание привлекло пёстрое граффити на блёклой стене: «Рассвет не за горами». Выведенные торопливой рукой буквы криво плясали, но бросались в глаза ещё с другой стороны проспекта.
Диана