– туго жить стали. Все у него из рук валилось, внутренняя сила ушла, понимаешь? Всю жизнь боролся, слабеть начал. На Татьяну Ивановну тоже все болячки разом накинулись, за самой смотреть надо было. Тут он кровью кашлять начал, сказали, что не жилец, год протянет и все. Сломался Ромка – не за себя, за детей переживал, хотел им светлую жизнь подарить, а бог не дал такой возможности. Под конец совсем сдал, встретил раз его у ларька, он водку взял, но, ты знаешь, не пил, нет, удержался все-таки – эту бутылку потом под его кроватью нашли, целую. Трудно им было, как отец умер. Через год еще и Катёна воспаление легких подхватила и за несколько дней сгорела. Живут скромно, на пенсию и пособие, я их не оставляю, конечно, тоже помогаю, чем могу. Татьяна Ивановна слабенькая уже, если Женька один останется, заберу его к себе. Люба не будет против, она жалостливая женщина.
Они долго молчали. Катерина сидела, облокотившись спиной о саманную стену, глядя прямо перед собой, казалось, в стену соседней летней кухни, но на самом деле в никуда. Она не замечала, что чуть раскачивается. Дядя Валера уперся взглядом в землю. Это были непростые минуты, когда пытаешься понять что-то самое главное.
– Пойду я, дядь Валер, что-то сил никаких нету, вечером еще на кладбище идти. Сама нарисую Ромкин рай, принесу утром. Спасибо за все!
– Иди, Катён, – кивнул он. Потом размашисто перекрестился: – Царствие небесное, вечная память, вечный покой Ипатову Роману! Столько мы с тобой его сегодня вспоминали! Пусть ему там легко икнется!
– Царство небесное Ипатову Роману! – повторила Катерина и тоже перекрестилась.
У калитки она обернулась:
– Спасибо, дядь Валер!
– Да за чё?
– За все. И за Катёну в особенности!
Дядя Валера махнул рукой.
***
Действительно уставшая, даже измотанная, Катерина пришла домой и во дворе долго сидела на стульчике у крана, подставив ноги под струю прохладной воды. Это было неописуемым блаженством! И мысли ее текли так же светло и легко, как и вода, хоть и были печальны. Ромкина доля не каждому по плечу, он выстоял, очистил кровь и карму от пагубы. Ромка – сила. Доброта и сила. Еще и смирение. Никогда он не роптал, Катерина такого не помнила, только противостоял всему своим тщедушным телом и сильным духом.
Она умыла лицо, шею, руки по локоть и отправилась в свою комнату, где по настоянию заботливой мамы ставни не открывали настежь. Здесь царили сумрак и прохлада. Катерина села на кровать и предалась с детства любимому занятию – босыми ногами елозить по стираному, еще чуть жесткому и рельефному тканному коврику. Ковры и паласы в их доме убирали на все лето, расстилали тканные дорожки. Мама говорила, что так от полов идет больше прохлады, а летом в степи прохлада превыше всего, ее берегут. Катерина легла и почувствовала, что подступают слезы. Запах родительского дома, впечатления последних дней, неопределенность ее личной жизни растревожили душу, она показалась