Фаберже, – как можно нейтральнее произнес Григорий.
Откинувшись на спинку стула, Шатун вновь потянулся к рюмке и, обнаружив, что она пуста, щедро плеснул до самых краев. Некоторое время он любовался рисунком на гладкой хрустальной поверхности. К своему немалому изумлению, Григорий увидел, что это был двуглавый орел. Совсем не тот, что гнездится в каждом чиновничьем кабинете, иной породы, величественной, какой бывает лишь на императорской царской посуде. Распластав золоченые крылья, орел уверенно и строго посматривал на захмелевшего Шатуна и, кажется, не одобрял его пристрастия к зеленому змию. Присмотревшись к посуде, Григорий, к немалому своему изумлению, обнаружил, что все столовые приборы, включая ложки с вилками, имели клеймо царского дома.
Может, новодел?
Вряд ли! Человек такого калибра, как Паша Шатун, на дешевые рисовки не способен. Несолидно как-то, не по чину! На белое сукно ресторанного стола царская посуда легла прямо из Эрмитажа. Такие приборы выставляются лишь по особому случаю, для гостей весьма примечательных.
– Надеюсь, я не ослышался? – переломил Шатун очередной огурчик.
Заведение пользовалось спросом, понемногу заполнялись столы, в основном молодежью, посчитавшей особым шиком перекусить в городских катакомбах.
– Нет. Изделие самое что ни на есть реальное. Шедевр!
Шатун хмыкнул:
– Извини меня, конечно, за откровенность, но ты не производишь впечатление состоятельного человека. Как же оно к тебе попало?
Григорий предвидел подобный вопрос. Он даже заготовил для него весьма правдоподобные версии, главная из которых – получил наследство от почившей прабабушки. Но, глядя в глаза Шатуна, строгие и весьма внимательные, осознал, что всякое неправильное высказывание не прокатит – разобьется о его холодный настороженный взгляд. Вор был не из тех людей, что принимают слова на веру. В разговоре с такими людьми лучше чего-то недоговаривать, чем «гнать откровенную пургу».
– Я его заработал, – туманно произнес Григорий.
– И как же можно заработать яйцо Фаберже? Научи. Может, мешки разгружал в магазине?
– Оно мне досталось от одного человека.
– Предположим… Как выглядит это яйцо?
Шатун, приготовившись к обстоятельному разговору, выдернул из пачки сигарету и вставил ее в уголок рта.
– Оно небольшое, сантиметров двадцать, – уверенно начал Карасев, представив яйцо. – Подставка в виде четырех золотых ножек, инкрустировано слоновой костью со вставками из платины, на вершине яйца императорская корона… Но разве это важно?
Стряхнув пепел на край блюдечка, Шатун заговорил тоном лектора, вдалбливающего истину нерадивому студенту.
– Понимаешь, Григорий. Всего известно семьдесят одно пасхальное яйцо Фаберже, однако до наших дней дошло всего лишь шестьдесят два. Пятьдесят четыре яйца сделаны непосредственно по императорскому заказу, из них до наших дней сохранилось всего сорок шесть. Остальные считаются безвозвратно утерянными.