Алимпию, громыхал хромовыми сапогами Егор.
Небольшая комната в конце коридора, куда привел их Генрих, выглядела настолько несуразно по сравнению с общепринятым представлением о рабочем кабинете главного врача, что вызывала искреннее недоумение о ее предназначении в стенах больницы. Лиловые атласные портьеры ниспадали широкими воланами до самого пола, полностью загораживая окна. На огромном письменном столе вместо ожидаемого завала важных бумаг и медицинских справочников, лишь банка с высохшими чернилами, да серое гусиное перо, вставленное в ее стеклянное горлышко. Изящная оттоманка в тон портьерам придвинута резной спинкой к обоям изумрудного цвета. Тут же кофейный столик с краснощекими яблоками в хрустальной вазочке и разноцветными монпансье в жестянке. И совсем уж неуместным выглядел старомодный шифоньер, из створок которого стыдливо выглядывала кружевная штанина дамских панталон.
Не замечая подобных мелочей, Генрих кивнул на оттоманку, приглашая визитеров присесть. Сам же остался стоять посреди комнаты, сбросив пальто на письменный стол.
– Леденец хотишь? – предложил Егор, придвигая жестянку поближе к девушке.
– О, прошу прощения, эти конфеты давно засахарились, – резво подскочил к столу психиатр, – позвольте, я принесу вам другую коробочку – свежайших!
– О, нет нужды, мистер Кроненберг, – мило улыбнулась Алимпия, провожая глазами исчезнувшую в кармане врачебного халата жестянку. – Сегодня я свою порцию сладостей уже получила. Мне хотелось бы поговорить о Гекторе. Как он? Можно ли нам навестить его?
– Гм, – загадочно промычал Генрих, заправляя за ухо смоляной завиток. Подойдя к письменному столу, с явным удовольствием уселся в кожаное кресло, вытянул длинные ноги в сторону дивана. – К сожалению, сейчас Гектор вряд ли будет вам полезен. Видите ли, его возбужденная психика требовала незамедлительного успокоения и в сию минуту находится под воздействием нейролептиков. Баронет вяло реагирует на окружающих, больше спит. Седативный эффект препаратов положительно сказывается на его лечении, временно купируя остроту воспоминаний, неразрывно связанных с испытанным стрессом.
– Ну и чего мы тогда припёрлися? – задался вопросам Егор, разглядывая застрявший в шифоньере лоскут. – На штаны исподние глаза пузырить?!
– А хоть бы и на белье, – расплылся в довольной улыбке психиатр, лаская нежным взглядом обтянутые тужуркой бугристые мышцы Кравцова, – не желаете ли составить мне компанию на завтрашнем дефиле в галерее мадам Корнет? Вход по спецпропускам…
– Это чё такое, лепила?! – захлебнулся негодованием Егор, вырываясь из успокаивающих объятий девушки. – Ты меня чё?!… петушить собрался?!
– Пф-ф! – надул ароматные щеки Кроненберг. Невозмутимо приблизил породистое лицо к прищуренным глазам визави, тихо проговорил:
– Смею предположить, что вы, господин Краниц, слишком увлеклись народным творчеством в местах не столь отдаленных. Так сказать, углубились, прощу прощения за каламбур, корнями в испражнения