а она призналась, что больше ничего не может мне дать. Потом Тея опять исчезла. В баре очень кстати оказалась бутылка французского бренди, предусмотрительно купленная несколько недель назад. Я налил половину стакана и опрокинул содержимое в рот. Бренди обожгло горло и приятно обволокло живот, притупив ноющую боль внутри груди. Необходимо было отвлечься, и я решил сесть за перевод рукописи. Стал перебирать ветхие бумажные страницы в поисках места, на котором остановился в прошлый раз (переводить получалось с большими перерывами). Я подумал, что нужно обязательно сходить в комиссионку и узнать подробнее насчет происхождения данного чтива. Только в этот раз следует идти трезвым, чтобы все отчетливо запомнить, да и проверить вменяемость старушки.
Я напечатал всего несколько строчек, как пришла мама, но без Альки. Мама сказала, что встретила Тею и она забрала Альку к нам в квартиру. Это в принципе ничего не меняло. Я буркнул что-то насчет того, что мне надо поработать в тишине, и переместился с кухни в спальню, выпил еще полстакана бренди и продолжил переводить очередную главу. Она обещала быть интересной. Примерно через час зазвонил телефон. Это была Тея. Ледяным тоном она поинтересовалась, чем я занимаюсь. Я ответил, что тем, чем обычно по вечерам – пью. Она предложила прийти повидаться с Алькой перед сном, а то она соскучилась, а заодно и выпить с ней. Я без особого энтузиазма согласился.
Когда я пришел, Алька уже лежала в кровати. Мы с ней крепко обнялись, а потом я рассказал ей короткую сказку про плохую девочку, которую родители сослали жить в джунгли. Там она подружилась с обезьянами и стала вместе с ними охотиться на термитов. Я обычно сходу выдумывал для Альки сказки, и они редко обладали радостным сюжетом. Но эта сказка получилась доброй. Алька быстро заснула, и я пришел на кухню к Тее. Она по началу притворялась, что рада видеть меня. Приветливо улыбнулась, но глаза были такие же ледяные, как и последнюю пару месяцев. Мы выпили по-мужски. Остервенело опрокинули в себя по полстакана. Бренди, казалось, приобретает все более изысканные нотки. Закусывать не хотелось. Да и не было чем. В холодильнике лежало несколько вялых помидоров, а на верхней полке сиротливо поблескивала банка с консервированной кукурузой. Какое-то время мы достаточно оживленно разговаривали. Потом я поймал клин. Так со мной обычно бывает после трехсот-четырехсот граммов. Стал говорить о нас, о том, что еще можно все исправить. А потом, очень напрасно, я скатился в упреки. Тея заявила, что не желает все это слушать. Предложила мне пойти домой. Я отказался. Тогда она сказала, что поедет к подругам, и стала собираться.
Я внезапно осознал, что она только ради этого меня позвала. Но ведь она могла бы не забирать у мамы Альку. К чему нужен был весь этот разговор? Я не понимал ее. От выпитого вместе очередной дозой непонимания во мне стала разгораться злость. Было очевидно, что Тея явно не к подругам собирается. Захотелось как-то вывести ее на чистую воду. Я стал провоцировать. Сказал, что ночью ее