из феодального варварства к бесклассовому обществу, минуя фазу капитализма, стала причиной бесконечного ряда ошибок и трагедий. Ложная теория неизбежно приводит к катастрофе на практике. Народников вдохновлял революционный волюнтаризм – идея о том, что успех революции зависит от железной воли и решимости узкого круга энтузиастов. Субъективный фактор[18], конечно, играет немаловажную роль в истории человечества. Карл Маркс учил, что люди сами творят свою историю, но делают это в соответствии с общественно-экономическими законами, не зависящими от воли и сознания индивидов.
Попытки теоретиков народничества подтвердить «особый исторический путь» России, отличный от такового в Западной Европе, неизбежно привели их к философскому идеализму и мистическому представлению о крестьянстве. Теоретическая путаница Бакунина, отразившая только-только зарождающиеся в России классовые отношения, нашла поддержку в среде народников, которые пытались идеологически оправдать свои смутные революционные стремления.
Переворачивая всё с ног на голову, Бакунин изображает мир – основную единицу царского режима в деревне – как врага государства. Всё, что требуется от революционеров, – пойти в деревню и настроить «революционных по инстинкту» российских крестьян против государства. Проблему, стало быть, можно решить, не прибегая к «политике» и какой-либо форме партийной организации. Цель состояла не в том, чтобы бороться за демократические требования (ведь демократия есть форма государства, а значит, выражение тирании), а в том, чтобы полностью свергнуть государство и заменить его федерацией местных общин на основе мира, очищенного от реакционной шелухи.
Противоречия этой теории стали очевидными, когда народники попытались претворить её в жизнь. Революционные призывы студентов были встречены крестьянами с угрюмым подозрением и враждебностью. Крестьяне часто выдавали вновь прибывших пропагандистов властям.
Андрей Желябов, один из будущих вождей партии «Народная воля», образно сравнил отчаянные усилия народников оказать влияние на крестьян с «рыбой, бьющейся об лёд»[19]. Несмотря на ужасное притеснение и эксплуатацию, русский мужик, считающий, что «тело – государево, душа – божья, а спина – барская», оказался невосприимчив к революционным призывам народников. Интеллигенцию, как отмечает один из участников движения Владимир Дебогорий-Мокриевич, ждало потрясение и разочарование:
«Слепая вера в близость русской революции мешала нам сознать, что народ наш далеко не так революционно настроен, как нам того хотелось. Другое явление, бросавшееся в глаза, было повсеместное желание крестьян подушного передела земли, и на это явление мы обратили самое серьёзное внимание. <…> Большинство ожидало, что это случится как-то сразу: прикажет царь, придут землемеры и поделят между всеми. <…> По представлению крестьян, царь уже давно осуществил бы это, если бы ему не противились паны и чиновники – исконные враги крестьян, а вместе с тем и царя»