или привезено ею в двадцати тяжелых повозках: ткани, ковры, серебряная и золотая утварь, столы из туевого дерева, статуи, книги и картины… и эта чертова занавеска, в конце концов! У герцога же и его матери были только долговые расписки да непомерные амбиции, постоянные жалобы, интриги и грызня внутри семьи… Пауки, злобные пауки – вот кто они все такие!
– Видит бог, я отговаривала Альфонсо брать в дом дочь продажной девки, но что я могу? Я старуха, с которой уже не принято считаться… Но вы же знаете, что я хотела, чтобы он женился на донне Феличе, как советовали вы, мессир… – заискивающе сказала та, что назвала себя старухой, хотя она отнюдь не была старой, эта разжиревшая интриганка! Она еще желала получать от жизни все: и сласти, и молодые тела любовников на ее, Лукреции, приданое! Да, но кто, интересно, этот ее собеседник?
Она все-таки не выдержала, осторожно оттянула край гобелена и посмотрела в щелку. Впрочем, эти двое были настолько заняты своими кознями, что вряд ли заметили бы ее, даже если бы тут начался пожар! И вот еще новость: оказывается, герцогиня хотела, чтобы ее дорогой сынок женился на внебрачной дочери нового папы Юлия Второго! Толстошеей, черномазой и угреватой Феличе, которую при ней дорогая высокородная свекровь именовала не иначе как «шлюхин выползок»!
– Да, я помню. – Гость в дорожном, скрывающем фигуру, но не лицо одеянии делано вздохнул. – Наш дорогой папа давал вашему сыну развод, но дон Альфонсо почему-то заупрямился…
– Развод! Наш дорогой папа давал не только развод! И он даже не намекал – он говорил прямо, что поможет от нее избавиться, если она заартачится!
Заартачится! Лукреция вдруг от волнения потеряла слух. Конечно, она не согласилась бы на развод и ее отец не согласился бы… а если семья д’Эсте стала бы настаивать, скажем, на ее бесплодии или придумала бы еще что-то, им бы пришлось вернуть ее приданое – однако этого они не хотели, да и не могли! Потому что растратили уже почти все! Теперь же самое время от нее избавиться… подсыпать яду в еду или подослать убийцу с кинжалом в саду… воткнуть в нее омерзительно холодную сталь, как поступили в свое время с ее братом Джованни! Она глубоко вздохнула и…
– …не понимаю, что Альфонс, с его тонким вкусом и воспитанием, в ней нашел! – Герцогиня вскинула острый фамильный подбородок, не заплывший жиром, как все ее тело, обмакнула в вино кусочек бисквита и протянула ученому ворону, сидевшему на золоченом насесте. Тот подбросил кусочек в воздух и проглотил его, закрыв от удовольствия такие же черные, как у хозяйки, недобрые глаза. – Она два раза была замужем… мой дорогой Альфонсо получил эту девку уже потасканной, словно портовую подстилку. Она родила ребенка от собственного отца и еще смеет выдавать его за брата!.. – Свекровь от злобы едва не задохнулась и закашлялась.
Она родила Джованни, названного так в честь любимого брата, вовсе не от отца – что за глупости! И какое им дело, от кого она вообще его родила! Достаточно, что отец Джованни был куда более красив, пылок и умен, чем ее