канцелярскими товарами. – И Пинсера с собой прихватите. Я напишу ему.
– Не понимаю, какой в этом прок, – возразил Глэдмен.
– Ну ведь вы трое – единственные родственники покойного. Приличие требует вашего присутствия, – не отставал Клодд. – К тому же предстоит огласить завещание. Возможно, вам любопытно будет послушать.
Сухопарый старый торговец выкатил на Клодда водянистые глаза.
– Завещание? А что ему, собственно, завещать? Кроме ежегодной ренты, у него ничего не было.
– Вот придете на похороны, – сказал Клодд, – тогда все и узнаете. Там будет клерк из конторы Боннера с завещанием. Как говорят французы, все должно быть comme il faut[3].
– Мне следовало бы знать об этом раньше… – проговорил мистер Глэдмен.
– Рад, что вы проявляете такой интерес к покойному, – заметил Клодд. – Жаль, что он мертв и не сможет вас отблагодарить.
– Послушайте, вы! – воскликнул старый Глэдмен, срываясь на крик. – Он был беспомощный псих и не сознавал, что делает. Если вы недостойным образом повлияли на…
– Увидимся в пятницу, – бросил на ходу Клодд, торопясь по делам.
Пятничная церемония протекала отнюдь не в дружелюбной атмосфере. Миссис Глэдмен то и дело внушала что-то пронзительным шепотом мистеру Глэдмену, который бурчал что-то ей в ответ. В остальное время оба смотрели насупившись на мистера Клодда. Мистер Пинсер, дородный, грузный господин, имевший отношение к палате общин, проявлял высокопоставленную сдержанность. Распорядитель испытал большое облегчение, когда церемония подошла к концу. Он расценил эти похороны как самые неприятные из всех, в которых ему когда-либо доводилось участвовать, и какое-то время даже всерьез подумывал о том, чтобы поменять профессию.
По возвращении с кладбища Кенсал-Грин хоронивших уже ожидал клерк из конторы стряпчего. Клодд снова выступил в качестве радушного хозяина. На сей раз мистер Пинсер позволил себе принять стакан разведенного водой виски и пригубил его, не выказав ни малейшего предубеждения. Клерк выбрал виски покрепче. Миссис Глэдмен, обойдясь без консультации с супругом, визгливо отказалась – и за себя, и за него. Клодд, пояснив, что неуклонно чтит правовой прецедент, также разбавил себе виски и выпил «за очередную радостную встречу». После чего клерк приступил к чтению завещания.
Датированное августом прошлого года, оно было простым и кратким. Выяснилось, что старый джентльмен, к удивлению несведущих родственников, на момент смерти являлся обладателем доли в серебряных приисках, ранее признанных неперспективными, а ныне оказавшихся процветающими. По нынешнему курсу их акции стоили намного больше двух тысяч фунтов. Из них старый джентльмен завещал пятьсот фунтов своему зятю, мистеру Глэдмену; пятьсот фунтов – последнему из оставшихся родственников, своему кузену мистеру Пинсеру; остальное же завещатель отписывал своему другу, мистеру Клодду, в знак благодарности за проявленную им доброту.
Мистер Глэдмен вскочил, вскричав скорее насмешливо, чем гневно:
– Вы полагаете, что сможете прикарманить