не только не мог снова заснуть, но встал, оделся и среди ночи вышел из зимовья на лунное морозное безмолвие… И потом не раз являлась, особенно когда увидел её через 45 дет шестидесятилетней, и лишь совсем недавно стало «и не грустно, и не больно» (Шефнер)]
Чувство моё немедленно перекинулось на Ольгу, но уже начинался учебный год, и меня охватили надолго более сильные и настоятельные эмоции
Восьмой год моей учёбы в школе начинался для меня по-новому. Меня обуял сильнейший позыв честолюбия. Я страшно хотел, чтобы меня куда-нибудь избрали. Верхом моего честолюбия было избрание комсоргом [класса]. Меня и избрали, ни у кого не было сомнений, само собой разумелось в классе, и моё честолюбие было удовлетворено, как будто вполне. Но через неделю общешкольное комсомольское собрание, я вылезаю на трибуну после отчёта Вали Безручко, преодолев страх выступления перед четвертью тысячи человек, не помню уж что тогда мог сказать – обычное в таких случаях, – наверное, казёнщину какую-нибудь. Я выступал как комсорг класса, не более – подтвердить своё избрание, а, может на что-то еще закидывал. Вкус, недаром говорят, приходит во время еды. И меня избрали в комитет, а на следующий день директор Бутовец Владимир Петрович предложили меня секретарём! Этого не ожидал, ведь прежние секретари казались какими-то полубогами, а тут я сам! Но, честно сказать, оглянувшись на 2 года назад, некого больше было: комитет тогда подобрался на удивление слабым, малоинициативным, каждого нужно было погонять, с каждого спрашивать. Это был результат года бездействия Вали Безручко. Лишь на следующий год подобрался сильный комитет, после года моих почти одиноких усилий. То есть работал, конечно, и актив, но только под моим нажимом
[Избранием секретарём я, можно сказать, был ошарашен. Идя домой оврагом как раз мимо дома Шапоткиных, я испытал тягостное чувство, сменившееся, правда, быстро желанием соответствовать этой так внезапно свалившейся на меня избранности]
Об Ольге, проходя мимо её дома, даже не вспомнил. На следующее утро, идя в школу тем же оврагом, я боялся, что никто не будет меня слушать, приходить на мои вызовы, я почти не имел опыта общественной работы, почти никого не знал. А организация была большая, очень большая, самая крупная школьная в крае, потому что и школа была самая крупная. Но у меня было желание общественной работы, чувство долга и гордость. Сначала работать было трудно. Состав комитета был малоинициативен, многое приходилось делать самому, никто не помогал: ни райком, ни парторганизация, ни учительская комсомольская организация. Варились, так сказать, в «собственном соку». Дисциплина была слабая, успеваемость у комсомольцев очень плохая, в 1-й четверти всего 60%, комсорги не работали, посещаемость собраний была низкая, даже сводные отчёты комсорги приносили неохотно, их приходилось понукать (не всех, конечно, но большинство, а их было 13). Я сам отставал по учёбе, сделал 7 ошибок в диктанте, получил