устремилась к подоконнику, на ходу подхватывая пульверизатор, и постаралась затеряться среди ярко-зелёных, или тёмно-болотных, или светло-салатовых стеблей. Этот цвет был повсюду, он радовал глаз и дарил сердцу такое необходимое успокоение. Мария больше всего на свете любила именно зелёный, потому что он, как ей казалось, уж точно не может быть злым, как не может быть злой сама Природа. Даже обрушая на головы людей ужасы стихии, измельчая их кости в пыль и заставляя нуждающихся в воде умирать от жажды, а других затапливая в собственных жилищах, она была по-своему добра и, конечно же, невероятно красива. Нельзя было не любить природу, единожды её коснувшись, а Мария не просто прикасалась, она каждый день обнимала плотные стебли, ласкала пальцами хрупкие листья и шептала им собственные, придуманные ею молитвы, зная, что они точно идут от сердца. Она умоляла их дать ей сил пережить ещё один день, и они, кажется, давали. По крайней мере, Маша ещё жила.
– Милые мои, – девушка склонилась к кусту герани, слушая его вкрадчивый шепот, – Я так устала…
Каждый день они терпеливо слушали хозяйку, ведь той больше некуда было податься. Несмотря на возмущение родители («Они выделяют нездоровый воздух!» – говорила мама) и попытки Марии удержать растения в одном углу комнаты, те разрастались, оплетали стены, окна, потолок, залезали даже в высокие ящики, лозами свисали из самых неожиданных мест. Никогда в жизни Мария не встречала чего-то столь же хрупкого и сильного одновременно, как её любимые растения. Наверное, встретив такого человека, она сразу же влюбилась бы… если бы только имела способность любить.
Залив воды в каждый горшок (белая роза раскрыла бутон, ловя нежными лепестками капли влаги, а сирень едва-едва зацвела: показались крошечные шарики в обрамлении зелени), девушка потянулась к стоящему на зарядке мобильнику. Её приглашали в несколько религиозных групп, кто-то собирал на встречу любителей русского кино, пара сообществ, посвященных садоводам… приглашение от отца (точнее, приказ через Рунет) на сбор у какого-то клуба для проведения еженедельной («Жаль, что не ежедневной!» – говорила мама) акции протеста.
Только Мария нажать кнопку «отклонить», как в комнату без стука ворвался инициатор акции и, сверкая глазами, двинулся к ней.
– Тупая сука, – разглядев дочь среди высоких стеблей, он толкнул горшок с одним из них и прошелся по земле и разбросанным корням, – Вздумала со мной спорить?!
– Не надо, – Маша вжалась в стену, жалея, что сама не может превратиться в зеленый лист и врасти в землю стеблем, – Пап, я не хочу туда идти…
– А мне не насрать?! – отец схватил её за плечо и сильно встряхнул, заставив поднять у нему лицо, полное страха и горечи. Он никогда не бил дочь, но смотрел так презрительно и говорил такие слова, что Маше иногда казалось – лучше бы бил. В конце концов, от физического унижения, по крайней мере, остаются следы.
– Бесполезное создание, – а ещё через боль приходит успокоение. Боль могла бы стать