заседания – сорок минут. Что предпринять и какую линию поведения выбрать, он не знал. В растерянности Олег посмотрел на Светлану – она спала, но лицо пассии отнюдь не источало негу. Казалось, ее сон будоражит противостояние, схватки с невидимыми демонами. Она то хмурилась, то потешно сосредотачивалась. На виске нервно пульсировала синяя жилка. Он подумал: «Если бы наша то и дело ойкающая на подводных камнях жизнь могла преображаться во сны, пусть злые, чреватые опасностью, но которые одной волной смоет пробуждение, не оставив и следа».
Эта заурядная, ни на что не претендующая мыслишка Олега несколько ободрила. Ему показалось, что он достаточно собран и готов принять вердикт судьбы, каким бы суровым тот ни был. Нужно лишь привести себя в порядок и двигать на работу, как он это делает каждый божий день. Олег понимал: это все, на что он способен. Ведь тягаться с его кураторами, жонглирующими судьбами мира, не получалось – хоть вой…
На сборы ушло не более четверти часа и, надевая часы, он удовлетворенно отметил, что в привычный график укладывается. По привычке похлопал себя по карманам, удостоверился, что все на месте, устремился к выходу. Почти взялся за дверную ручку, когда прошибло: «Светлана! Как же так… Я что – оставлю ее одну, по сути дела, беззащитную? Неужели все так по-скотски устроено, что в сокровеннейший для души момент ты подобен киборгу с впаянным чипом, неотвратимо ведущим на «списание»?
На лице заходили желваки, а губы скривились – то ли в презрении, то ли от отчаяния – было не разобрать. Олег резко повернулся, сделал уже первый шаг к Светлане, но застыл, переваривая ее новый лик. Он видел лицо женщины, означенное гордой миссией воспроизводить себе подобных, сочащееся весной, но с побегами увядания, и ко всему прочему – незамысловатое, как искренность примата. Лицо, заземленное повседневностью бытия, и, может, потому столь манящее к себе, истоку.
Глубоко взволнованный, он услышал внутренний голос: «Хорошо, порушишь ты ее живительный сон, но как посмотришь в глаза, что скажешь? От твоей влюбленности не осталось и следа. Хоть и не дрожишь от страха, но весь там – один на один с Хью и его командой, в потливом напряжении души и конечностей. Может, расскажешь ей о „Стандарт Ойл“, азербайджанской нефти, да она, не исключено, что за зверь такой „Лупойл“ не знает. Есть еще средство: мычать либо дозировано врать, чего ты никогда не делал. Напиши записку, так будет лучше».
Олег подошел к столу, вырвал из кляссера лист и размашисто написал: «Вернусь через три-четыре часа. Еда и напитки в холодильнике. Не скучай, дождись. Целую». Но когда он просунул лист под настольную лампу, его словно за шкирку приподняло: «А ты уверен, что вернешься? Не отправят ли тебя первым же самолетом в Америку или в местную психушку, а то и к праотцам – волею обстоятельств?». Олег жестко скомкал бумагу, бросил ее в стоявшее под письменным столом мусорное