этого гада. Почти под носом мины швыряет. А пушкари мух не ловят.
Пушкари и «самовары» наверняка получили это же задание с присказкой, что снайперы только «груши хреном трясут». Задание как задание. Хотя минометчики из окопов бьют, выстрелы почти бездымные. Засечь расчет трудно. Единственный козырь на моей стороне, что под носом они ползают. Где-то в метрах за триста пятьдесят – четыреста. Миномет, хоть и вредный, но не дальнобойный.
Сходил я в седьмую роту, где раздраженный моим прошлым визитом капитан отрядил мне в помощь шустрого бойца. Тот показал искореженный пулемет, не преминул рассказать со смешками, как товарищ майор без фуражки убегал. А его комком грязи так в поясницу швырнуло, что чуть с ног не сбило. Злорадствовали бойцы над высокомерным Орловым, не прощая ему непродуманные атаки и напрасные жертвы. Но, в общем, боец оказался наблюдательным, рассказал толково обстановку, и я принялся выслеживать немецкий расчет.
Два дня наблюдал за передним краем. На глазах у меня убили связиста. Рано утром, едва рассвело, тот шел, слегка пригнувшись, с катушкой за спиной. Услышав свист мины, бросился на землю. Поздно! Чертов «огурец» осколочного действия взрывается мгновенно. Даже воронок не оставляет. А острые зазубренные кусочки металла летят прямо над землей. Раненый связист пополз, оставляя за собой пятна крови. Из перебитой катушки торчали обрывки проводов.
– Лежи! – кричали ему из окопов.
А что толку? Хоть лежи, хоть ползи, если укрытия нет – от серии мин не спасешься. Хлопнули еще подряд с десяток мин, накрывая связиста, а заодно и траншею.
Я увидел только, как мелькает вдалеке темное пятно. Спешно уползали немецкие минометчики.
Со злости пальнул вслед пару раз. Не успел. А охота продолжалась почти неделю. За это время я подстрелил высунувшегося наблюдателя, но главная цель – ловил расчет. И поймал. Выполз на нейтралку, поближе к немецким траншеям, и таким же влажным холодным утром метров с трехсот свалил минометчика, когда расчет неосторожно высунулся. Ударил и по второму номеру. Зацепил. Тяжело или легко – не знаю. Но третий номер, подхватив раненого, пополз прочь, а по мне дружно ударили пулеметы.
Приполз, как обычно, весь в грязи, долго не мог отдышаться. Кто хвалит меня, а кто бурчит:
– Ну, сейчас немец ответ на блюдечке принесет!
А капитан Риккерт задумчиво проговорил:
– Молодец ты, конечно, Николай. Целый взвод немцев уничтожил. И миномет этот вредный заткнул… но тяжело, когда человек с восемнадцати лет убивать привыкает. У него вся жизнь впереди, а за плечами такой груз.
Я сидел, отогреваясь в его землянке, пил горячий чай и ел поджаренный ординарцем на печке вкусный ржаной хлеб. Водку мне Вадим Викторович не предлагал. Его слова не доходили до меня. Я вернулся с передовой, был жив, впереди день отдыха. Судьба убитых мною немцев меня не трогала. Философия… Хороший человек Риккерт, а порассуждать любит.
– Пишут твои? – переменил тему капитан.
– Пишут, –