горел. Рядом была канава с грязной, болотистой водой, я бросился туда и сбил с себя огонь. В июле же на станцию Федоровка пришел эшелон с пополнением для полка, в котором были танки «БТ-7». Всего семь машин.
«ИСУ-152» перед атакой
Ночью «безлошадные» танкисты, в том числе и наш экипаж, которому тоже выделили танк, пошли разгружать эшелон. Каких-либо специальных приспособлений для выгрузки танка с платформы на станции не нашлось. Решили просто спрыгивать с платформы. Мотор у танка мощный, ходовая часть надежная, все танки удачно соскочили на насыпь. На «БТ-7» удалось повоевать около трех дней. В очередной атаке немцы нас подбили, экипаж успел выскочить.
«Т-34» на марше. Помимо дополнительных топливных баков к танкам привязаны 200-литровые бочки с горючим
Отступали через Новоград-Волынский. Дали винтовку, больше ничего, ни лопатки, ни хрена. Окопаться нечем. Воюем в пехоте. Но мы не бежали! Оборонялись люди стойко. Немцы обойдут где-то на другом участке, нам дают команду отходить, ночью отходим. Но когда на позицию вставали – ничего подобного. Здесь я увидел то, что немцам простить не мог уже никогда. Мы прошли мимо расчета 45-мм противотанковой пушки. Дальше лежала молодая женщина, убитая при немецком налете, а рядом с ней ползал и кричал ребенок. Малышу было, наверное, чуть больше года. Куда нам этого пацана девать? Пошли стучать в ближайшие дома. Один, другой, нет никого. Потом нашли старушку, она забрала мальчика. После этого я так возненавидел немцев, что только с недавнего времени слово «немец» перестало вызывать у меня ненависть. Тогда в голове сидело одно: немец – это враг, который должен быть уничтожен! И до конца войны пленных мы без особой нужды не брали. Сегодня моя дочь живет в Калининградской области, по работе много общается с немцами. Удивляется: «Папа, почему ты все еще так не любишь их?» Как ей объяснить?
Аронас Александр Михайлович
В начале сентября 1944 года в Литве мы наводили переправу через реку для танковой бригады. Рядом с нами остановились танкисты, у них в экипаже заряжающего не было, начали почему-то именно мне предлагать, мол, сапер, пошли к нам в экипаж, паек отличный, вшей не кормим, «броня крепка, и танки наши быстры». Я и вызвался, по молодости сам не осознавая, что делаю. Конечно, в пехоте было намного страшнее, но никто из стрелков не хотел попадать в танкисты. В пехоте есть шанс, что не убьют, а только ранят, а здесь точно сгоришь, как на «костре инквизиции». Мы уже насмотрелись, как наших танкистов жгут в каждой атаке. Я позже и сам понял, что танк – это закрытый железный гроб. Но, конечно, условия фронтовой жизни и быта танкистов были несравнимы со стрелками. Совершенно иной уровень. Кормили как «белых людей», у танкистов почти всегда была американская тушенка, перед боем выдавали калорийный НЗ на трое суток, который сразу же съедался нами на месте. Всегда была водка, табак, трофеи… Я попал в отдельный фронтовой танково-самоходный полк, который состоял из двух рот «Т-34», роты танков «Шерман» и роты (две батареи)