здесь. Я не больше часа, а потом обратно.
Шофёр кивает и выходит из авто. Услужливо распахивает передо мной дверцу.
– Спасибо! – бросаю, рассматривая стандартную пятиэтажку в народе прозванную хрущёвкой. Серо-жёлтую, облицованную мелкой плиткой. Поднимаюсь на крыльцо, набираю на кодовой панели тринадцать. Мелодичная трель довольно долго сигналит – даже подкрадывается ощущение: никого, как вдруг неровно пропев, согласно пиликает: входите. Дверь поддаётся легко. Всегда считала, что на каблуках могу даже бегать, но подъём на четвёртый этаж ощутителен для ног. Дверь нужной квартиры приоткрыта, но, секунду помедлив, благовоспитанно стучу – молчание. Стучу настойчивей – тишина. Кхм… Что ж, не тарабанить же! Берусь за ручку и чуть сильнее распахиваю дверь – она мерзко скрипит в ответ, отворяется. В нос бьёт сладковатый запах палёного сухостоя, а точнее, марихуаны. Морщусь и несмело ступаю внутрь:
– Здравствуйте, – робко заглядываю. – Мы договаривались на сегодня.
Света нет – только уличное. Дощатый пол, как и дверь, поскрипывает. От каждого шага по коже высыпает морозец – за мной следует тень, но так жутко странно, что непроизвольно вздрагиваю, только останавливаюсь осмотреться. Обои длинного коридора обшарканы, местами обвисают. У первой комнаты нет двери, пожалуй, также, как и у кухни. Она ближе. Заглядываю и повышаю голос:
– Иннокентий Никифорович!
Зеленоватая краска на стенах облуплена. На полу – местами вздыблена, местами смыта. Некогда побелённый потолок пожелтел. Мебель – старая, полки – сломаны, дверцы частично отсутствуют. Почерневший от копоти чайник-свисток на грязной газовой плите. По соседству, на ближайшей конфорке, сковородка с жареной картошкой, неизвестно какой давности.
Запах – убойный, будто на мусорку пришла. Неудивительно! Она самая притаилась возле мойки, вернее, от пола до мойки. В проржавевшей раковине гора посуды. У другой стены прямоугольный стол с едой: разбросаны куски хлеба, на краю надкусанный бутерброд, на блюдце порезанный, квёлый помидор и огурец, тарелка с засохшей селедкой и луком в остатках масла. По обеим сторонам обеденного стола табуреты.
Холодильник… Боже! Такие ещё существуют?!. С выцветшей молочной краской и гордым названием «Днепр». Смешно ли, раритет сейчас, конечно, в моде, к тому же в давние времена умели делать на века, но чтобы на такие?!. Ведь стоит агрегат, и даже звуки издает – гудит, вибрирует…
Вдалеке раздаётся приглушенный мужской голос и поспешный топот. Возвращаюсь в коридор. Чуть дальше со стуком отворяется дверь, из комнатки стремительно выходит невысокий, крепкий мужчина в костюме цвета мокрого асфальта и светлой сорочке. Редкие волосы растрепаны, оголяют залысину на макушке. Голову вжимает в плечи, сутулится, благодарно часто-часто кланяется. Маленькие тёмные глаза-бусины встревожено бегают, на лбу выступает испарина. Тонкие губы открываются, но звуков не слышно. Ни разу не оглянувшись, а меня словно и не заметив,