всяко полезнее. Может, и шеф так ругаться не будет, когда я ему свеженького голубиного помета принесу. Говорят, от нервов полезно. Я, конечно, не знаю, сама пробовать не рискну, но раз уж говорят – наверное, действительно помогает. А шеф, он же такой нервный в последнее время. И Маджери… как могу я в помощи им отказать, когда средство каждый день на центральной площади выпадает!
Ради любимого шефа пришлось преступить закон в особо мелком размере. На крупный пол-литровая баночка для сбора материала, одолженная мной у любезнейшей секретарши шефа, не тянула. А нечего было обзываться. Майка, может, и плохо одевается, но злопамятностью не обделена. А если так о глазах шефа беспокоишься – вот теперь и о его нервах позаботишься. Неужели я забуду сообщить, кто мне тару одолжил?
Выскользнув из самого устрашающего заведения на площади, я отправилась подманивать голубей. Увы, такая умная была не одна я. Другие охотники за целебным средством от нервов также заняли позиции, вооружившись корзинами. Я нахмурилась: никогда не думала, что голуби столько какают. А значит…
– Простите, уважаемый! – крикнула я на полплощади, мимоходом отмечая, как напрягся мужчина, вкушавший обедоужин на крытой веранде таверны. Да и в канцелярии должны были напрячься: эти люди, казалось, и не слышали про частную жизнь и с большой охотой следили за всеми, кто оказывался вблизи их места работы.
Трое из носителей корзин, две из которых уже, видимо, были полны, ибо их прикрывала маскирующая ткань, вздрогнули. Один указал на себя трясущимся пальцем. Н-да, над выдержкой еще стоит поработать, прежде чем отправляться на дело.
– Да-да, вы! – подтвердила я, с разбегу приземляясь рядом с ним и заглядывая в корзину. – А что, голуби так много га?.. – И тут я разглядела содержимое корзины. Мысленно присвистнула, отмечая объемы чьей-то ненависти к площади Справедливости, и не преминула одобрительно заметить: – Ух ты, а в Тарине еще можно достать клеврейский порошок? И не страшно с ним ходить? Он же взорваться может! – громко, чтобы все слышали, сообщила я неудачливому охотнику за голубиным пометом. Бедняга замер, не зная, как поступить. Наверное, будь мы на темной улице где-нибудь на задворках, свернул бы мне шею, но здесь…
– А отсыпь мне немного? – жалобно заканючила я. – Ну давай, никто и не заметит, а я с тобой пометом поделюсь! – Я продолжала вдохновенно орать, про себя отмечая, что людей на площади становится все больше. И не простых людей, а с полноценными защитными амулетами, как у сопровождающих императорской семьи. Эти выдержат взрыв хоть тонны клеврейки, не говоря уже о каких-то жалких трех корзинках. – Или здесь с ним совсем все печально, и на голубей запор напал? Не собрать ничего?!
– Дура, иди отсюда! – прикрикнули на меня, как на малахольную.
Я решила не обижаться: знала же, что никто добрым словом мои труды не отметит.
– Нет! Ну тебе жалко, что ли?! Целая корзинка клеврейского порошка, а мне пару граммов отсыпать природная вредность не дает, да? – Я уже противно визжала, заставляя неподготовленных слушателей отвлекаться на затыкание