в махровое полотенце.
Молча уселись в машину. «Жигуль» завелся с четвертого раза, Оксана даже спросила испуганно: что, не работает?
Машина тронулась; Оксана, прежде ни слова не упоминавшая о своей жизни, сама вдруг начал рассказывать.
Она работала участковым терапевтом – уже второй год после ординатуры. У нее большой участок… а когда болеют ее коллеги, то приходится работать и на два участка тоже. Полдня прием – полдня по вызовам… Очень трудно со стариками и старушками. Летом легче, чем зимой. Зимой грипп…
– А я чуть было не поступил в медицинский, – неожиданно сказал Дима.
– Да? – удивилась Оксана.
– Моя мама работала в мединституте. И она организовала мое поступление, то есть меня процентов на девяносто уже брали. Это было ясно еще до экзаменов…
Они остановились перед светофором.
– А почему… – начала Оксана.
Дима пожал плечами:
– Не захотел.
Мимо, по переходу, шли люди. Малыш лет пяти размахивал красным шариком с эмблемой «Мак-Дональдса».
– А я вот именно в медицинский хотела, – призналась Оксана. – Поступила… на третий год. Три года ходила на экзамены, как дятел…
– Не жалеете?
Светофор переключился на зеленый свет.
– Нет, – сказала Оксана после паузы. – Не знаю…
Дима в последний момент удержался, чтобы не спросить, какая у Оксаны зарплата.
Он и без того догадывался, какая.
– Оксана… если бы вам принесли не блюдечке эту самую грин-карту… вы бы поехали?
– Не знаю, – повторила она после паузы.
Возле Куреневского рынка толпились машины, он едва нашел место, где преклонить свой «Жигуль». Оксана взяла свою скрипку – не захотела оставлять в машине; Дима взял клетку с Малдером и Скалли.
И они пошли.
– …Почем эти мыши?
– Двадцать гривен вместе с клеткой.
– Десять – но без клетки.
Дима кивнул; он удивился, что все случилось так просто и быстро. В конце концов, клетка кушать не просит, клетку можно кому-нибудь потом подарить…
Парень лет шестнадцати молча полез за деньгами. Расплатился; уверенно пересадил Малдера и Скалли из клетки в картонный ящик с дырками, канул в толпу.
– Всех мышей скупает, – сказала старушка, торгующая птичьим кормом.
– Что?
– Каждое воскресение всех мышей скупает. Питон у него…
– Питон?!
Оксана смотрела беспомощно. Дима сунул ей клетку, велел стоять и не двигаться, кинулся в толпу вслед за парнем с картонной коробкой.
Успел уже отчаяться, прежде чем в толпе обозначилась памятная куртка.
– Слушай… – схватил парня за плечо. – Ты… Вот тебе твоя десятка, мышей отдай.
– Оборзел, дядя? – непочтительно поинтересовался подросток.
– На свои бабки! Мышей отдавай обратно!
– Они уже мои! Я их уже купил!
Дима готов был задушить его голыми руками – наверное, это было заметно невооруженным глазом;