обряд… Чтобы не только в жизни мы не могли изменять друг другу, но и в помыслах не могли изменять – он войдет каждому из нас в душу и оставит там красный шелковый флажок.
По первому снегу Юстина выследили. От неминуемой гибели его спасла муха-аукалка, заговоренная дедом муха, поначалу увлекшая преследователей за собой. А когда охотники поняли свою ошибку – дичь была уже далеко; Юстин бежал, рассыпая за собой последние семена-обманки, слыша, как с треском врастают в промерзшую землю корни деревьев-однодневок, как поднимается частокол стволов, авось не проберутся конные…
Потом обманки кончились. Он бежал, выбирая овраги поглубже и чащобы погуще. Шел, не останавливаясь ни на минуту, не отдыхая даже ночью, будто и не зная, что такое усталость. Он шел сквозь забытый людьми лес, это была тяжелая работа – но работа куда более трудная происходила у него внутри.
Почему, потрясенно спрашивала Анита. Разве ты собираешься изменять мне?
Нет, твердил он сквозь зубы. Именно потому, что не собираюсь. Именно потому, что люблю тебя и доверяю тебе… И ты мне доверяй! Безо всякого флажка в душе!
Но ведь это традиция, говорила Анита и казалась при этом такой растерянной, что даже теперь, вспоминая, Юстин скрипел зубами от жалости. Это – как клятва, говорила Анита. Ведь во все времена и у всех народов будущие супруги дают друг другу клятву… Ты скажешь, что не надо давать, ведь и так понятно, что они любят друг друга?
Клятву я могу дать и без помощи твоего отца, твердил Юстин.
Значит, ты просто боишься, с облегчением смеялась Анита. Ну что ты, это не больно и не страшно. Это вообще незаметно, вот увидишь…
Юстин вспоминал душную ночь в княжеских покоях. Так говорил Ос, Хозяин Колодцев: «Ты боишься. Ты струсил. Ты как ребенок, впервые увидевший лекаря». Ну конечно, как он мог забыть, чья Анита дочь…
И потом, говорила Анита, ведь сегодня мы молоды… А потом пройдут годы. Впереди целая жизнь, я сделаюсь старой, а ты еще будешь полон сил… Кто знает, что может случиться?
Юстин возмущался. Он доказывал ей и убеждал ее, что никого, кроме нее, пусть больной и старой, пусть вовсе немощной старухи, ему не надо – но она только непонимающе качала головой: Юстин, я не узнаю тебя. Не ты ли обещал, что ради меня готов на все, что угодно?
Да, говорил Юстин. Я обещал… и я готов.
Значит, говорила Анита, просто прими этот флажок, будто жертву. Пусть это будет твоя первая уступка жене… А потом и я тебе в чем-нибудь уступлю.
Тогда он сдался и сказал: мне надо привыкнуть к этой мысли. Дай мне время, чтобы я мог смириться с этим.
Поднялось солнце, и Анита ушла, печальная и задумчивая, но на прощание поцеловала Юстина и сказала: я буду ждать. Вот тебе монетка, когда решишься – брось ее в огонь…
А на другой день его выследили, и теперь он бежал, ежесекундно ожидая выстрела в спину.
Немного утешало то, что если погоня совсем уж наступит на пятки – можно будет наскоро развести огонь и бросить в него Анитину монетку. И Анита поможет – если, конечно, на небе в этот момент будет солнце