Начистоту. Книга писем. Галина Щекина

И пусть его освоят единицы, читатель будем избранным… Приятно?

      Ты видишь эту лодку на картине? Дрожат, переливаясь рябью, волны. И в серебре уключины, и в звездах. Она плывет в воде, но прямо в небо.

      Дневник писателя 17 октября 2002-го.

      Чужие письма 2 (продолжение)

      Да, про СаканГБук. Где разыгрался скандал с чужими письмами…

      Сначала я думала, что за меня заступился только один человек – Эвелина. Потом смотрю, и Таня Калашникова. Двое! А Саканский сразу поверил, что я нечиста на руку. Но письмо «о прощении», как оказалось, писал мой 19-летний сын: «А чего она?!» Я написала главу о письмах давно. До сих пор вижу этот разрыв между желаемым и действительным. Ее письма я, конечно, не собиралась публиковать. У меня был выбор – сдать в архив или уничтожить. Но я не смогла уничтожить. Хотя они и стали не нужны мне, отдавать их нельзя. Потому что она хорошая там, и самою собой запечатлена в лучшие моменты. Пусть кто-то узнает об этом. Я не требовала у нее ничего, никаких своих писем. Я и теперь не стала бы. Ведь я писала их с любовью и нежностью, и значит, попали по адресу. Когда-то нужна была помощь ей – моя, и мне – ее. Потом всё рухнуло. Но, конечно, выяснять публично – это зря… Кстати, берет, который я давала Эвелине около памятника, – действительно ЕЕ берет. А что такого? У меня другого нет. Теперь и его носить не могу, хожу «без башки», мерзну.

      Мы целый вечер искали с мужем ту квитанцию об оплате тиража «Свечи». Не нашли, ведь это было в 1996-м, 2 полугодие, а «Свеча» тогда уже прекратила существование. Кроме того, папки со 2 полугодием остались у бухгалтера нашего дурацкого СЧП, она их спрятала, чтоб выпросить побольше зарплату. Я знаю ее фамилию, но я не скажу… Хотя я могла бы сходить в ВКК, и там нашли бы, ведь у них тоже записано было, сколько я внесла. И там была сумма чуть меньше одной тысячи типа 998 рублей, неужели это теперь значит 2,5 миллиона? Я сидела и думала, а правда, сколько это миллионов в тех деньгах?

      Всё терпит девальвацию, всё. То, что было мне так дорого, не стоит ничего. Она гениальный писатель. Но как личность, к сожалению, попала под влияние мамы, а это значит, несамостоятельна. Теперь я никогда не узнаю, какая она на самом деле. В главе «Чужие письма» я как бы предчувствовала ее упреки. А также записала те, что она мне высказала на тот момент. У нее были порывы человеческие. Она приходила ко мне с бутылкой мартини «налаживать отношения». Но потом сама же… Впрочем, ладно. Неважно. Всё неважно теперь.