сидевшего спиной к мосту, казалась надгробием над кладбищенским склепом в зеленоватом колеблющемся свете четырех фонарей, дребезжавших стеклами на столбах по углам чугунной ограды. Страшнее всего был черный, похожий в темноте на гигантский гроб павильон летнего кафе, словно это было упокоище самого безбожника Руссо, которого черти выпустили погулять, чтобы потом вновь забрать к себе с первыми петухами на рынке.
Внезапно откуда-то снизу, словно из под воды, явственно донесся человеческий стон.
– Ну же, Посудкин, идите! Это Артемий Иванович, наверное, стонет, – шепотом сказала Фанни. – Вы же смелый человек, вы же на участок нападали!
Действительно, два года назад Посудкин за вооруженное нападение на полицейский участок пошел на каторгу, по высочайшей воле заменившую смертную казнь. Но там были живые городовые, а не мертвые философы!
– Да-да, иду, – сказал Посудкин, поднимая в левой руке фонарь и крепко сжимая в другой нож для сыра. – Долг. Революционера.
И сделал отчаянный шаг вперед. Под его тяжестью мост закачался и протяжно заскрипел.
– Ой-ой, – сказал Куолупайкинен. – Я здесь постерегу, чтобы на вас сзади не напали. Если что, мы отопьемся.
Иона Люксембург поддержал товарища и составил ему компанию, как и еще десяток наиболее смелых эмигрантов, в основном из террористической фракции, решивших насмерть стоять при входе на мостик против любых сил тайной русской полиции. Те, кто потрусливей, последовали за Посудкиным и Шульцем с его револьвером, больше доверяя свою безопасность им, чем террористической фракции.
Когда последний боец сошел на остров, из-под земли раздался сатанинский смех, и передовой отряд мигом остался без тылового охранения, только эхом донесся затихающий топот и сиротливо остались на мосту брошенными лопата и вилка. В полном молчании, боязливо прижимаясь друг к другу, оставшиеся обошли весь остров, заглянули за оградку вокруг статуи Руссо, осмотрели, немного осмелев, павильон кафе, на дверях которого, к счастью, висели замки, ясно показывая, что можно не заглядывать через темные окна внутрь.
Утомившись от переживаний, все собрались у памятника и бессильно расселись на скамейках. Только Шульц продолжал со своей немецкой методичностью обшаривать кусты. Минут через десять он появился, держа на вытянутых руках пальто, с которого лилась вода.
– Мне кажется, эта вещь принадлежит камрад Гурин, – сказал он.
Фанни вскочила и бросилась к немцу. На воротнике пальто она обнаружила метку Артемия Ивановича, которую собственными руками вышила по его просьбе.
– Это его! – всхлипнула она.
Шульц запустил руку в полный воды карман пальто и выудил оттуда пригоршню белой гальки.
– Камрада Гурина пытались утопить, – сказал он. – Но раз его тела в этот мантель нет, то либо его унесло течением, либо он, возможно, сумел вывернуться из мантель, пока еще жив был.
– Мы должны его найти живым или мертвым! – вскрикнула Фанни сквозь слезы.
– Надо