сняли шляпы. Последнее время Гурина среди эмигрантов действительно недолюбливали, особенно после истории с лягушками, но его подвиг искупал все грехи.
Шульц вдруг бросился на улицу и, убедившись, что мсье Куна больше нет в окне, начал колотить в дверь.
– Немедленно открывайте! У вас в доме скрывается человек, который совершил этой ночью разбой в нашей типографии и убил нашего товарища!
Народовольцы последовали его примеру. Насупленная хозяйка затворила за своим постояльцем дверь на двор, попробовала на зуб пятифранковую монету и подошла ко входной двери.
– Убирайтесь отсюда! Я не собираюсь открывать вам дверь! Если у вас претензии к мсье Куну, то приходите с полицией! Понаехали тут…
– Тогда мы будем стоять здесь, пока не явится полиция, – крикнул хозяйке Шульц. – И никого не выпустим из этого дома. Фанни, зовите полицию.
А в это время похороненный товарищами Артемий Иванович ехал в Париж в пустом купе второго класса и стеклянными глазами смотрел в окно. Весь его пиджак и брюки были измазаны в лебедином дерьме, из-за чего блузник на платформе отказался выдать ему плед, на лбу налилась синим огромная шишка, покрытая коркой запекшейся крови, и хотя Артемий Иванович застегнул пиджак до самого ворота, а ноги поставил на латунную грелку с горячей водой, сунутую ему кондуктором для обогрева перед самым отправлением, его все равно била дрожь. Он боялся агентов Рачковского, которые могли, не зная о том, что он свой, еще раз попытаться прикончить его. Одного из них, толстого брата-славянина, который сел на этот же поезд, он удачно заметил на вокзале и вынужден был скрываться в ватерклозете, пока не убедился, что тот занял свое место в вагоне первого класса.
И ведь все пропало! Налаженная жизнь в уютной дешевой Женеве, никчемные безобидные революционеры, уютные вечера с Фанни… Ах, Фанни-то. Фанни! Артемий Иванович даже пнул со злости латунную грелку. Вот какая змеюка-то оказалась! А он-то считал, что уже почти подвел ее к решению оставить все эту революционную болтовню народовольцам и заняться делом – поступить на службу к Рачковскому. А уж он, Артемий Иванович, в ответ на ее согласие дал бы свое и женился бы чинно и благородно. Он уже и Рачковского попросил, чтобы она стала сговорчивей, устроить так, чтобы переводы из России несколько месяцев Фанни Березовской не поступали. Ну да вот теперь она попляшет без денежек!
Такие думы одолевали Гурина до самой французской столицы. Он боялся выходить из вагона, чтобы не наткнуться случайно на людей Рачковского, и даже в Дижоне просидел всю остановку в купе. Люди, подсаживавшиеся к нему на станциях, покидали его при первой же возможности и переходили в другие купе или даже вагоны. Так он практически в полном одиночестве провел все шестнадцать часов пути до Парижа, пока поезд не вполз под шатер Лионского вокзала. Денег на извозчика у Артемия Ивановича не было, поэтому он не стал брать фиакр, хотя с огромным удовольствием забрался бы в крытую каретку с подогревом, а отправился в путь по ночным парижским