томно пропела Сусанна.
Ааа, теперь у нас другая идея-фикс актуальна: пора к берегу, дорогой, к фате, фраку и маршу Мендельсона.
Не-еет, киса, только не с тобой. Упаси все святые от таких жен. Была одна подобная – до сих пор икается.
– Я тебе «штуку» перевел – задобри мамашу.
– Все бы тебе откупаться.
– Забрать обратно? Женщина засмеялась.
– Между прочим, я присмотрела кое-что, хотела бы твое «одобрям» услышать.
– Нет, киса, от шопинга меня уволь.
– Ну, почему ты такой бука, Смелков? – тут же надулась блондинка. – Я же тебя не на край света зову и не под венец.
И что она в ответ услышать хочет? – хмыкнул про себя Макс. На том конце связи упорно молчали, ожидая реакции. «Жди, Сусанна, жди», – уже открыто ухмыльнулся мужчина и услышал томный вздох.
– Все-таки ты редкостная… душка! Я присмотрела дивные гарнитуры. Франция, между прочим.
– Да ты что? А без меня Франция на твой бюст не натягивается?
– Опять работа, да? – смекнула. ― Она тебе свет застит? Послать не хочется? – голос женщины потерял жеманство и обрел нотки недовольства и стали. Как Сусанна под милую кошечку не маскировалась, а тон, взгляд нет-нет истинную породу ее выдавал. Это забавляло порой Макса, а порой вызывало любопытство: как долго она милую и безобидную дурочку изображать будет. Когда, при каких обстоятельствах свое истинное личико откроет? Но женщина стойко держала маску. И ему стало уже в принципе все равно на нее. Ничего нового в этом мире.
– Извини, я еду, разговаривать неудобно, – солгал легко, желая быстрее отделаться от разговора и любовницы разом.
– Ладно. Привет макетам и проектам! – бросила Сусанна, не скрывая ревности к его работе, и отключила связь.
– Мама ж ты моя дорогая, – тихо протянул Макс, откладывая телефон.
– Если мы к работе, будучи любовницей ревнуем, что будет если статус сменится?
– Максим, – влетел в кабинет Костя. – Чего сидим, чего трубку не берем?
– Что случилось? – спросил мужчина, уже понимая, что начался аврал и теперь не до дневников девочек, потерявших веру в людей и человечество, не до вздоров и вздохов Сусанны.
Маша бродила по кухне, то и дело заглядывая в комнату. Прошло полдня, в залу прокрались сумерки, а Скиф все спал.
Девушка все чаще подходила к нему и всматривалась в лицо, прислушивалась к дыханию, и корила себя за то, что не настояла на вызове врача. Ее тревога росла, а парень сопел и морщился во сне. Спал он очень беспокойно, то крутился, то стонал, то вскрикивал, словно мучило его что-то, и это еще больше выводило Машу.
А если он получил серьезные травмы? Более серьезные, чем бланш под глазом и разбитая губа? А если он сейчас умирает, а она ничего не предпринимает.
Девушка решилась его разбудить, но не успела дотронуться до плеча, как Скиф открыл глаза и уставился на нее:
– Который час?
– Эээ… наверное около семи или восьмой час…
– Кофе сделай, – сел и взъерошил и так стоящие дыбом волосы.
Его безапелляционный тон, почти хозяйский,