еще до того, как первый луч рассвета пробрался сквозь тростниковые циновки.
– Тефер? – прошептала я. – Тефер?
Но котенок исчез. Скорее всего, он отправился охотиться на мышей или клянчить лакомства на кухнях. Я села на той же самой постели, в которой спала еще ребенком, после чего зажгла масляную лампу, лежавшую подле жаровни. Стоило тихонько дунуть на угли, как слабый дрожащий свет озарил незнакомые стены. Над дверью разместилось изображение матери-богини Хатхор в виде голубой с желтым коровы, между рогов которой поместилось восходящее солнце. Под окнами на сине-белых плитках резвились и прыгали рыбы, чешуйки которых были инкрустированы перламутром. А возле балкона Хатхор представала в виде женщины, на шее которой красовалось менат, ожерелье из бусин с амулетом, защищавшим владельца от дурного глаза. Я подумал о рисунке в моих прежних покоях, на котором была изображена моя мать, и об ее смятении, когда она увидит под собой Исет вместо меня. Я понимала, что рисунок – всего лишь линии, проведенные с помощью охры и чернил, ничуть не похожие на образ в погребальном храме, куда на каждый праздник Уаг возвращается ка. Тем не менее изображение матери присматривало за мной на протяжении более чем тринадцати лет, а теперь на противоположной стороне двора в той самой комнате Исет готовилась к церемонии своего бракосочетания. Я взглянула в угол, где должен был стоять наос моей матери, и гнев застлал мне глаза. А ведь Усрет предупреждала меня. Она говорила, что Исет попытается выжить меня из Фив.
Мои ноги неуверенно нащупывали дорогу в темноте, а лампа впереди освещала комнату для переодевания. Я присела на свой ларец с принадлежностями для макияжа, вытащила ароматическую палочку и потерла ею у себя под мышками. Стянув волосы на затылке, я наклонилась, чтобы взглянуть на себя в зеркало из полированной бронзы. Усрет полагала, что я в состоянии бросить вызов Исет, но разве смогу я когда-либо соперничать с ней красотой? Я всматривалась в собственное изображение, поворачивая голову так и эдак. Да, у меня есть улыбка. Губы мои изгибались наподобие лука для стрельбы, создавая впечатление, что я всегда улыбаюсь. И еще у меня были глаза. Зелень неглубокой воды, насквозь просвеченной солнцем.
– Моя госпожа? – Я услыхала, как Мерит отворила дверь моей спальни, а потом, когда она увидела, что моя кровать пуста, до меня донеслась тяжелая поступь ее шагов, направившихся в комнату для переодевания. – Моя госпожа, почему вы встали так рано?
Я отвернулась от зеркала, ощутив прилив яростной решимости.
– Я хочу, чтобы сегодня ты сделала меня такой же красивой, как Исет.
Мерит отступила на шаг, и на губах ее медленно расцвела слабая улыбка.
– Я хочу, чтобы ты принесла мои самые дорогие сандалии! – пылко вскричала я. – И сбрызнула мои глаза всеми золотыми пылинками, какие только найдутся во дворце.
Теперь Мерит заулыбалась уже во весь рот.
– Непременно, моя госпожа.
– И принеси любимое ожерелье моей матери. То самое, которое стоит сотню дебенов