Гарри в объятиях Амадея, причем лицо и фигура первого под мешковатым дафлкотом слегка, но несомненно изменялись, как поверхность пруда под дождем. Беттина кокетничала попеременно со всеми тремя Волками, но подстраивалась только к Иоганну, который в ее присутствии гораздо больше смахивал на Зевса в ореоле громокипящих кудрей. Лишь однажды Амадей заставил ее черты слегка погрубеть, а фигуру – расплыться в талии. Когда его метаморфичный инструмент умолк, она, по всей видимости, спохватилась, что теряет обаяние, и вернула себе прежний изысканный облик.
Да что там: всё вокруг – мой костюм, моя убогая посуда, убранство камина, лаконичный интерьер залы – представало моим взглядам изменчивым и неизменно чарующим, как огонь.
За всем этим я почти забыл, что испытания мои далеко не пришли к концу.
Напомнил об этом, разумеется, Хельмут. Снова с самого раннего утра и опять до трапезы, которая состояла вчера вечером из чашки особым образом сквашенного молока без иных примесей. Я думал, лопух, что это к удаче.
– Вот, братец мой, сегодня будет самое трудное, – сказал он, теребя застёжки своей красной мантии. – Чёрт, я ведь думал – обойдется.
– Ладно, чего уж там, – ответил я в приливе душевной щедрости. – Веди нас, Сусанин.
Боковым зрением я уловил начертание и смысл надписи над очередной дверью: «Свадхиштхана», иначе говоря, «Приятная». Это я по-каковски читаю, интересно?
Внутри открылась городская площадь с довольно миленькими домами в стиле «средневековый фахверк», то есть с темными полосами по белой штукатурке, что расходились и пересекались под острым углом. Посередине возвышался помост. На помосте виднелось колесо довольно неказистого вида и размера, укрепленное на шесте в положении поперек.
– Каретное, что ли? Вроде маловато.
– Тебе, может, от мерса приволочь или вообще от КАМАЗа? Перетопчешься.
Он снял колесо и кивнул:
– Раздевайся и ложись. Не на него пока, а рядом. Вон на эту доску для разделки мяса. Руки над головой, ноги на уровне плеч, пожалуйста.
И накрыл меня второй такой же плахой. Будто я человек-сэндвич.
А и в самом деле, бывало такое в моей биографии. Продавал и сам продавался.
Затем он ударил по нам ободом колеса.
Костей не переломишь, не положив их на что-нибудь твёрдое, – так было сказано в моей любимой книге Халлдора Лакснесса. Или не зажав их между досками.
Нет, было это не больней, чем зуб дернуть без анестезии. Только если у тебя таких зубов десятка четыре по всему телу…
Слегка надоедает, знаете.
А потом мой палач поднял мягкую, кровоточащую куклу, в которую превратилось мое бывшее тело, и заплёл в колесо, продевая веревки через каждый новый сустав, пока пятки не сомкнулись с затылком. Пенька, я так думаю, снова была высший класс: корабельный канат с красной нитью или типа того.
Сам подняться на здешний кол Фортуны я, натурально, не мог. Сделал это Хельмут. Забил вместо оси порядочный шкворень