да и некому. Глаза не надо тебе завязать? Платок – настоящий шелковый фуляр, я в него не сморкался ни разу.
– Спасибо. Сразу видать, от души предложено.
Я натянул подарок поперек лица и стал на колени. Наощупь отыскал бревно и приклонился, обхватив его руками и стараясь вытянуть шею как можно дальше.
– Андрей, ты еще помолись чуток, не помешает, а я лишний раз прицелюсь, чтоб уж всё шито-крыто вышло… то есть без сучка без задоринки, – тихо предложил Хельмут.
– Угм, – ответил я. Упомянутая молитва, похоже, застряла у меня во рту, как тянучка из жженого сахара.
Холодное крыло ветра на затылке. Взъерошило прядки, пронесло мимо.
– Да, Анди?
– Да.
Снова ветер – и резкий, почти без боли удар, что вмиг отделяет голову от ставшего совсем ненужным тела.
Я возлежал на золотом блюде, будто Иоанн Креститель, распущенные косы свисали по обеим сторонам, глаза были наполовину прикрыты веками. Как удивительно, размышлял я: весь мир пришёл ко мне тогда, когда я никак не мог сам к нему прийти, и протек сквозь меня всеми своими реалиями. Все звуки и цвета, сияния и мо́роки, все силы, воинства, хоругви и власти, непостижимые звезды и мельчайшие крупицы песка. Я принял в себя их естество, понял о них всё, но о себе самом – только то, что я ничего по сути не знаю и не значу. И мысль о моем ничтожестве пред лицом Всевечного Океана привела меня в неописуемый восторг.
Неужели именно того добивалась влюбленная Саломея?
А после таких прозрений я очнулся в полном сборе.
– Вы уж извините за надувательство, риттер Андреас, – сказал Вольф Иоганн.
Они стояли вокруг меня все пятеро и еле заметно улыбались концом губ.
В совершенно одинаковых бежевых куртках. Ну, кроме Хельмута.
– Что, это еще не конец? – ужаснулся я. – Вот хер моржов.
– Нет, этот парень совершенно неисправим, – заявил Волк Амадей.
– Разве мы хотели получить смиренника? – возразил Волк Гарри.
– Не забывайте, что в придачу он – отец моего будущего сына, – прибавила Беттина. – Отнеситесь с уважением к его причудам, иначе я всех троих…
– Дочка, хоть мои седины пощади, – умоляюще произнес Хельмут, – их ведь так мало.
Я, сидя на кровати, переводил глаза с одного на другого. И на другую.
– Братья, пусть один из нас все объяснит новоприбывшему, – посоветовал Иоганн, – а то так и будем пререкаться. Хельм?
Тот с важностью откашлялся.
– Понимаешь, Анди, когда мы хотим взять человека в Сумеречное Братство, мы обычно никак ему не даём того понять. Ненатуральная реакция пойдет: либо форменное отторжение, типа «вы дети дьявола», либо жадность и похоть. Ведь мы – это бессмертие, неуязвимость, совершенное умение убивать или обойтись вовсе без чужой гибели. Чтение любых мыслей и способность гипнотически внушить всё, что на душу придёт. Хочешь научиться летать без крыльев? Научишься. Изучить в совершенстве любой язык? Получится, сам отчасти видел, как это. Великий соблазн и страшная ответственность.
– Погоди, –