с жирным тараканом на нем. Таракан шевелил усами и таращился на Германа.
«Совсем Марфа сбрендила. Мало того что грязь развела, так еще и в какую-то щель меня заткнула. И как только сумела?!»
Взгляд Германа скользнул дальше по полу и стенам, и недоумение охватило его. Комната явно не та!
Справа от окна висели странно тонкие, словно сделанные из картона, ходики без гирь и методично пощелкивали. Рядом с ними – картина в узкой деревянной рамке. Плоские и рыхлые, как блины, часы висели на чем ни попадя, грозя свалиться. Один из «блинов» неаппетитно раскорячился на какой-то штуковине, похожей на гибрид осла с седлом, второй пытался «стечь» с камня, а третий вообще болтался на ветке дерева, видно, дожидаясь вороны, которая бы его склевала…
«Дурацкая картинка, – решил Герман. – Не могут часы так висеть, это противоестественно. Или это что ж, художник время так изобразил? Не бывает, чтоб время текло куда ни попадя. На то оно и время, чтоб идти только вперед».
– Ошибаешься, – бесплотно шепнул кто-то рядом, и Герман вздрогнул.
Скрипнула дверь, раздалось старческое шарканье и, очертя круг, замерло рядом с Германом. Он увидел потертые тапки, по которым явно плакала помойка, и усатую морду черного кота рядом. Кот, не мигая, смотрел на Германа, и шерсть у него на загривке медленно вставала.
– Киса, киса, ты что? Кого испугался? – продребезжал старческий голосок, и вниз опустилась сморщенная рука.
От прикосновения кот вздрогнул и зашипел.
– Пшел вон! – обиженно буркнул Герман и потянулся, чтобы треснуть кота по уху.
Но то, что он увидел в следующее мгновение, повергло его в шок. Его руки, его холеные аристократические руки исчезли! Вместо них были мерзкие, покрытые жесткой серо-зеленой шерстью лапы. В ужасе Герман схватился за лицо и, ощутив под пальцами грубую шерсть, дико и исступленно заорал.
– К худу или к добру? – вздрогнув, спросила старушка.
– Х-у-у-у-у, – в смертельной тоске выдохнул Герман.
– Свят, свят, свят. Спаси, Господи, от всякого лиха. – Она поплевала через левое плечо и торопливо зашаркала в сторону прихожей. – Внучок, ты чего до сих пор не разделся? Давай скорей, а то запаришься.
Мальчик, худенький и беленький, с огромными синими глазами, стоял, замерев.
– Бабушка Мария, ты слышала? – прошептал он, и глаза его испуганно распахнулись. – Что это было?
– Свят, свят, свят, – опять суетливо перекрестилась Мария Федоровна. – Не волнуйся, милый, домовой это шалит.
– А кто такой домовой?
– Это такое существо, которое охраняет дом. Ничего страшного, милый.
– А где он живет?
– Да где, где… За печкой!
– За электрической? – озабоченно спросил мальчик.
Мария Федоровна на мгновение запнулась, а потом губы ее растянулись в ласковой улыбке.
– Пойдем чай пить, милый. Попробуем пирожочки, я утром испекла, старалась.
– Бабушка, ты не ответила: этот домовой за нашей печкой живет? Я боюсь