и лоснящейся морде. – Красавчик мой! Нет тебе равных!
Кобыла Пенелопа тоже потянулась к угощению, но Евтих осторожно оттолкнул ее:
– Подожди, девочка! Тебе еще рано обедать, сначала сходим прогуляться.
– Накинь на нее уздечку, я сам пойду с ней, – сказал Гай. – Мы сходим на палатинский луг, там прекрасная зеленая травка.
Он коснулся ее челки, и кобыла радостно заржала в ответ на ласку хозяина.
– Приветствую тебя, внук! Надеялась застать тебя в курии, но мне сказали, ты сегодня там не появлялся, – неожиданно раздавшийся за спиной голос его бабки Антонии был резок. Калигула привычно втянул голову в плечи, как будто ожидая наказания за пропущенное заседание сената, но быстро опомнился и выпрямился.
– И тебе здравствовать, достопочтимая матрона! Какое дело привело тебя? Ты можешь пройтись со мной, пока я буду выгуливать Пенелопу. Глоток свежего воздуха никому не повредит.
– Ну уж нет, внук! Удели время мне, а не своей кобыле, я надолго не задержу тебя.
Калигула досадливо поморщился и передал повод Евтиху со словами:
– Я вас догоню! Евтих ушел.
– Я слушаю тебя, Антония!
– Даже не знаю, с чего и начать, – вымолвила старуха. Гая, глядящего на ее хмурое и недовольное лицо, вдруг посетила мысль, а видел ли он когда-нибудь, чтобы она улыбалась. – Ты осыпал меня небывалыми почестями, но позабыл спросить, нуждаюсь ли я в них. Ты не подумал, как тяжело мне, старухе, исполнять обязанности жрицы Августа. Освободи меня, мне хочется покоя на старости лет.
Калигула скривился:
– Считай, что уже сделано. Можешь продолжать жизнь затворницы, если тебе это по душе. Это все?
Антония кивнула, но уходить не собиралась, слишком многое хотелось ей сказать внуку, преступившему земные законы.
– Кто дал тебе право ломать и переделывать храм римских богов? Ты попираешь устои, веками складывавшиеся в нашем государстве. Ты перестал уважать римскую веру и лезешь в божественный пантеон, не боясь гнева небожителей. Кто дал тебе право объявлять себя богом? Октавиан заслужил это, оставив Рим мраморным, казну полной, а границы раздвинутыми. Ты же ничего не сделал для империи! Ты убил Тиберия Гемелла, своего приемного сына! Ты опустошаешь казну, растрачивая деньги на игры и скачки. Ты даешь должности за взятки, а не за заслуги. Ты открыто сожительствуешь с сестрой! Что за пример для добропорядочных римлян?! Остановись, внук! Остановись!
Калигула, склонив голову, на первый взгляд почтительно слушал обличительную речь старухи, но внутри его клокотала ярость.
– Иди, бабушка, я… – не в силах продолжить из-за душившего его гнева, он повернулся и пошел прочь. Антония удовлетворенно смотрела ему вслед, полагая, что сумела пристыдить цезаря.
Она подумала, что завтра ей надо вернуться сюда вновь, что упрочить свою победу и возделать проросшие, как она считала, ростки благоразумия в сердце непутевого внука.
Но ее надеждам не суждено было сбыться. Вечером дворцовый раб с почтением вручил ей дары императора, куда входил