крюшону». Представляешь? Ух, падла! Я чуть со стула не упал. Куда ты, говорю, морда, пришел? Здесь тебе, говорю, что, ресторан «Астория? Холодного крюшону захотел!.. На кой ляд тебе это пойло?
В бар входили все новые посетители. Вот ввалилась целая толпа – видно, команда с теплохода. Они шумно приветствовали знакомых, а потом все разом присоединились к компании за угловым столиком. Сони все не было. Маргарита отхлебнула еще несколько глотков и посмотрела на часы. Половина девятого.
– …А этот гусь смотрит на меня эдак свысока и говорит: «Не твое дело!», – продолжал захлебываться Лысый. – Тут меня обида взяла. Так-то, говорю, ты с людьми разговариваешь, сучий потрох! Кто тебя, говорю, воспитывал, жук навозный? «Пошел к черту, – говорит этот фраер. – Протрезвей сначала, алкаш!» Ох, как мне не понравилось, что он ко мне задирается! Всегда так: сидишь себе тихо, никого не трогаешь, и тут приходит какой-нибудь педик, и не дает человеку спокойно выпить. Холодного крюшону ему захотелось!.. Ну, думаю, гад, я тебе сейчас покажу холодный крюшон! Сейчас ты у меня… Прыгаю, значит, со стула и головой ему прямо в брюхо. А тут эта баба за стойкой как запищит!.. А я…
– Да брось заливать! – махнул лапой верзила.
– Точно тебе говорю! В натуре, так и было! Баба эта орет, а я ей: «Чего орешь, сука?» А этот педик разогнулся и как съездит мне по уху… Я его за грудки. Значит, так, говорю? Ну, держись! И головой прямо в его харю!.. Хочешь, покажу как?
– Это ты брось, – пробасил верзила. – Давай, заливай дальше.
– Ну, вот… Катимся мы, значит, по полу. Весело: столики опрокидываются, стулья трещат, стаканы – вдребезги… А я все головой работаю… Видишь?
Коротышка наклонил свою лысую голову и потрогал пальцем мелкие шрамы.
– Уже зажило. А тогда кровь хлестала ручьями. Я долбаю его, а сам понять не могу, где моя кровь, где его. А гусь этот жилистым оказался. Саданул меня пару раз коленом, да надолго его не хватило. А эта баба – вот сука – позвонила ментам, те и приехали. Меня и повязали. А у жука этого кровь течет изо рта, нос – всмятку и глаз совсем заплыл. Меня – в участок. А что я такого сделал? Сидел себе тихонько, никого не трогал… Все этот гад с его холодным крюшоном. Холодный крюшон!.. Надо же!
Маргарита подняла свой наполовину уже пустой бокал и отодвинулась от коротышки подальше. Она думала о завтрашнем дне. Что, если Соня не придет? На неделю денег хватит. А что потом? Опять под кого-нибудь ложиться?
За соседним столиком сидели двое. Лица породистые, высокомерные. Один – полный, румяный, с длинными волосами, собранными за спиной в хвост. Второй – высокий, худой, с суетливыми, нервными движениями.
– …Вот вы говорите – музеи, театры, выставки… – степенно рокотал Румяный. – Нет, я не против всего этого. Но только, подумайте, кто туда ходит? Одни туристы.
– И воры, – вставил Худой.
– А, бросьте, – махнул рукой Румяный. – Есть тысячи способов воровать, не нарушая уголовный кодекс столь явно. Дело совсем в другом. Дело в том, что культура зашла в тупик. Прошло то время, когда культура должна была идти в народ. Теперь