Так?
– Спасибо, все ясно, – сказала толстая девчонка, – еще что-нибудь будете смотреть? Только атлас?
Она обернулась и гаркнула:
– Валь, ты что там умерла? Тут покупатель!
– Я что-то раздумал сегодня в Татарстан ехать, – поспешно сказал Санек. – Завтра забегу, отложите мне, ладно?
Санек подсчитал, сколько еще остаются в друзьях. Леха Филин пропал, Санек Ерема упал. Еще – четверо. Санек, еще Санек, потом Диман и другой Диман. Но найти их, кстати, было затруднительно.
Санек совершенно не способен был запоминать цифры, это врожденное. Ни одного телефона, даже своего, он не помнил наизусть. И адресов – тоже. По четырем концам полуторамиллионного города рыскать и искать – вроде бы тот дом на вроде бы той улице, а во вроде бы том доме спрашивать на вроде бы тех этажах: а где тут живет, – извините, бабуля, – такой Санек, не помню как фамилия.
Но все-таки Санек тут же бы ринулся искать их всех, если бы не знал точно, – как и откуда, вот этого он не знал, – что бесполезно это все.
Потому что – НЕКУДА.
Не изнутри Санька звучало это НЕКУДА. А – сквозь его нутро, насквозь нутро это просквозив. Как бы из самой-самой глубины и самой-самой высоты одновременно.
Нет ни Лехи, ни Лехи, ни Санька. И даже Санька нет. Уже.
Есть что-то, но уже совсем не это. И не то. Иначе.
На какой-то детской площадке в тополином тихом дворе Санек присел, на крашенном когда-то в синее пне. Был как раз час маленьких детей. Повсюду, и близко и далеко, сидели пухлые тетки, обязанные наблюдать за детьми. Дети ворошились, ковыляли, возились, делали, что им положено. И создавали непрерывный гам, как в джунглях.
– Почему ж я-то? – шепотом спросил Санек. – Что я сделал кому такого? Почему все вот, пожалуйста, есть куда. А лично именно мне – НЕКУДА.
«Я просто все забыл, – подумал Санек. – Мне кажется, что я все помню, а я все на самом деле забыл, поэтому все так и запуталось. У меня амнезия».
Это было – решение. Это был – выход.
Человеку с амнезией не НЕКУДА, ему – в больницу.
«Худо-бедно, прокормят. Потом тут уж, наверно, мать всполошится, больница – это она понимает. Пожрать будет носить. Отлежусь, время выиграю, черная полоса пройдет. И, короче, оно и уладится все».
Вообще-то Санек знал, что в больнице ничего хорошего. Сам с детства не леживал, но – говорили все: грязь, зараза, деньги тянут. Да еще амнезия – это же психическое. Сунут еще в дурильник.
Но сейчас плохие мысли были еще не ко времени, нужны были хорошие.
Через сорок минут Санек сошел с автобуса (осталось 55 рублей) у сквера, за которым приютилась поликлиника № 22, где на Санька в регистратуре заведена была карточка. Последний раз он тут был не так давно, в августе 05-ого. Когда пытался как-то оформить прогул под болезнь. Не вышло, кстати.
У регистратуры стояла старуха, в толстых очках, низкая и широкая, как старушечий комод. Старуха запрокинула круглую голову с очками, пыхтя, тянулась на цыпочках. И мирно беседовала с регистраторшей.
– А