и Слава спросил не так уж и тихо, обращаясь скорее к самому себе, чем к Шурке:
– Никак не могу понять только одного – кого она мне так сильно напоминает?!
– Игрушку – неужели до сих пор непонятно, Славик?! – раздался за спиной Богатурова молодой прокуренный женский голос. – Банальную стеклянную елочную игрушку в натуральную величину!
Богатуров удивленно обернулся и различил совсем рядом с собой чье-то вульгарно размалеванное, ужасно несчастное, женское лицо. Впрочем, довольно быстро он вспомнил, что несчастное полупьяное лицо принадлежало третьекурснице философского факультета, Саре Вундербух – чересчур умной даже для философского факультета, но, к сожалению, морально почти полностью разложившейся, девушке из известной в городе, «творческо-интеллегентной» семьи.
– О-о-х-х! – испуганно воскликнул опьяневший Слава. – Ты?!?!?! Ты подслушивала что-ли?! – специфический страх уступил место настоящей тяжелой злости и раздражению. – Тебе чего надо-то от меня?!
Дело в том, что, несмотря на свою фамилию, переводившуюся, как понятно: «удивительная книга», страницы ее давно уже были перелистаны и прочитаны от корки до корки многими студентами-философами университета, в число которых входил и Богатуров. Не далее, как неделю назад пьяный в «дым» Слава провел с Сарой бурную ночь у нее на квартире, и клятвенно обещал жениться на ней сразу же после окончания зимней сессии. Умная и покорная Сара конечно же не стала «ловить» Богатурова на его «пьяном слове», но внушила себе, что по-настоящему полюбила Вячеслава и решила не разлюбливать его, наперекор всем душевным мукам и переживаниям, неизбежно связанным с безответным чувством.
Поэтому на грубые вопросы, обращенные к ней пьяным Богатуровым у стойки бара в общем зале ресторана «Зодиак» за полтора часа до рокового наступления Нового Года, безнадежно и безответно «влюбленная» в него Сара со слезами на глазах только и могла сказать:
– Эх, Славик, Славик! Бедный ты мой заблудший ягненок, ты гонишь от себя свой единственный шанс на спасение и сам не понимаешь этого! Кричать и грубо гнать от себя любящую женщину – великий грех! Ты же вроде умный парень, Слава и я не понимаю, как ты мог променять меня на какую-то безмозглую блестящую стеклянную игрушку! Баран…!
– Сара – уйди Христа ради! Сгинь, и не мешай мне устраивать мою личную жизнь! – и перед тем, как вернуться за столик к ожидавшей его прекрасной золотоволосой и синеглазой Снежане, он обернулся и, яростно сверкнув на Сару глазами, угрожающе добавил: – И не вздумай подойти к нашему столику!
– Скотина бессовестная, негодяй, подлец и мерзавец! – запоздало крикнула ему вслед, вконец терявшая разум от смеси водки, пива, шампанского и мук ревности, Сара, но крик несчастной девушки потонул в громких музыкальных аккордах, и Слава не услышал ее.
И опять же, пока он пробирался между столиками к своей Снежане, бросилась ему в глаза при адском красно-синем освещении, давешняя свирепая