скоро нас будет трое.
Слышу, как учащается ее сердцебиение: всего ничего и она станет мамой.
– Люблю тебя, – говорю я.
– А я тебя, – отзывается она и закрывает глаза…
Я знаю, что могу полностью раствориться в этой мечте, забыть, кто я есть и стать тем, кого так желает видеть Мария. Я все знаю, но… от себя никуда не деться.
И вот я прогоняю наваждение, смотрю на мир с высоты в семьдесят этажей. Все это для меня больше не ново. Мир надоел мне, и я всерьез помышляю проглотить солнце, стереть эту реальность в порошок и попытаться создать что-то новое. Свежее. В корне отличающееся от всего, что было сотворено мною ранее.
А на углу улицы ослепший безумец кричит:
– Ответьте же, если Бог за нас, кто тогда против нас?
И все идут мимо, ведь им нет никакого дела.
Вздыхаю:
– Как же я устал…
Утром шестого августа
Мы проделали работу дьявола.
Роберт Оппенгеймер
На рассвете я долго смотрю в потолок, отрешенно прислушиваясь к тому, как на улице поют птицы, шуршит в листве ветер. Где-то вдали глухо воет сирена, но я не обращаю внимания. А рядом со мной безмятежно посапывает жена, у противоположной стены – дочка. Я счастлив, что у меня такая замечательная семья. И я счастлив, что ужасная война, в которую была втянута наша империя, подходит к концу. Пусть мы и проиграли – а в этом никто уже не сомневается, просто не осмеливаются говорить вслух, – но я все равно рад.
Однако сирена не унимается, и смутная тревога закрадывается мне в сердце, мешает вновь уснуть.
Вздохнув, тянусь к часам.
7:36
И все-таки какое восхитительное нынче утро! Последние дни были пасмурны, теперь же, судя по всему, небо прояснилось, совсем безоблачно. Жаль, что остальной мир не замечает этой красоты. Жаль, что все так же норовит вцепиться сам себе в горло. Но войны не могут длиться вечно. Я верю, что однажды людям надоест убивать друг друга. Обязательно надоест!
А для меня все завершилось, когда я потерял ногу. Да, лишь став инвалидом, я смог избежать бесчестья, вернулся к семье.
7:45
Усевшись на постели, беру прислоненный к стене костыль и, опершись на него, поднимаюсь.
– Что такое? – сквозь сон бормочет жена.
– Все нормально, – улыбаюсь я.
Она не видит моей улыбки, ведь по-прежнему находится в долине грез. Впрочем, оно и к лучшему, потому что я сам не знаю, что именно случилось. И я не уверен, что моя улыбка искренна.
7:49
Застегнув на запястье часы, пересекаю комнату и раздвигаю створки. И правда – небо безоблачно. Теплый ветерок ласкает мне лицо, и в этом я обнаруживаю намек: несмотря ни на что, жизнь все так же прекрасна. И как же хочется верить, что этот чудесный день станет первым днем окончания войны, днем, когда бойня прекратится, и все мы объединимся, чтобы разогнать скопившийся в наших душах мрак.
7:52
Но… что-то явно не так. Предчувствие неумолимо надвигающейся беды не дает мне покоя. Мне страшно. Не за себя, но за семью. За их судьбы!
Тогда