что его родственники продали квартиру и в нее въехали новые жильцы. И с некоторых пор я слышала пение в ванной комнате, которое, казалось, слышала раньше.
Поэтому я никак не ожидала, что встречу соседа лицом к лицу возле лифта. Он безуспешно тыкал пальцем в кнопку вызова, но она никак не желала загораться красным.
– Послушайте, зачем вы…
Он меня даже не заметил.
– Но вы же умерли! Как…
Он развернулся и, ругая коммунальные службы, начал спускаться по лестнице. На половине пролета он насквозь прошел через парня, жившего двумя этажами выше, и тоже ничего не заметил.
Я ощутила знакомый холодок ужаса. Точно, это он раньше пел в ванной фальшивым голосом. Он действительно умер, просто так этого и не понял. Я невольно попятилась и остановилась у самой двери квартиры. Это было пугающе. В голове всплыли воспоминания о перерождениях Бесконечного колеса Сансары, только без самого перерождения: его существование рисковало стать вечным, оно было так же серо и буднично, но не имело конца. А что будет, когда по какой-нибудь очередной программе реновации снесут этот дом? А если когда-то и сам город исчезнет, оставив лишь руины? Он так и будет бесчисленное количество раз вставать, спускаться по лестнице, ехать на работу, на которой его и при жизни-то, наверное, никто не видел?
И я однажды тоже свихнусь и закончу так же, решив, что имитацию жизни можно к ней приравнять?..
Я не помню, как вернулась в квартиру и зашла в свою комнату.
Может, и была доля правды в том, что я после себя ничего не оставила и спустя год, два или двадцать лет они обо мне даже не вспомнят, потому что вспоминать будет нечего. По сути, чем моя жизнь отличалась от жизни моего умершего соседа, которого я только что видела? Да ничем. Осознание было неизбежным, оставило в душе неприятный осадок и требовало хоть каких-то действий. И я, решившись на отчаянный шаг, направилась по коридору.
Кухня была освещена верхним светом, мама, уходившая на работу позже остальных, мыла чашки после завтрака.
– Мам, ты меня слышишь?
Она вздрогнула, выронила чашку и обернулась прямо ко мне. В пустой квартире звук удара раздался оглушающе громко, чашка сделала пол-оборота и застыла невредимой. Теперь тишину нарушало только тиканье настенных часов.
Мама смотрела на меня – и не видела.
– Мам?..
Еще с полминуты она вглядывалась в место перед собой, а затем, сделав глубокий вдох и выдох, еле сдерживая слезы, прошла в прихожую прямо через меня.
Я уселась на кухонный диванчик. Даже самой себе я не смогла бы объяснить, что бы я хотела ей рассказать, но что-нибудь важное. Что у меня была мечта, например, или что я думала что-то изменить в своей жизни, или просто что я была счастлива, хотя последние месяцы были тяжелыми. Если бы я смогла, я бы рассказала ей что угодно, даже самую невероятную ложь, лишь бы только не остаться белым пятном на карте жизни.
В попытках поговорить с домашними прошла зима. Пару раз они слышали меня, но не могли разобрать, что я говорю. А постепенно стали прислушиваться все