многочисленных вытяжных труб, терялись краски и голоса, расплывались очертания крепости; казалось, что утихла даже большая река, которая с незапамятных времен соединялась с водами реки Мозель у подножия круто возвышающейся скалы.
Хорошо знакомый щелчок поперечного ригеля двери камеры нарушил утреннюю тишину. Виктор, стоявший у решетчатого окна, сквозь которое в убогое помещение проникал дневной свет, повернулся и кивнул входившему надзирателю.
Время пришло.
В последний раз он окинул взглядом комнату, обставленную скромной деревянной мебелью, посмотрел на железный каркас кровати, которую он тщательно застелил покрывалом в сине-белую клетку. Затем он накинул изношенное пальто, поднял потертый чемодан, взял шляпу и пошел вслед за надзирателем из бастиона навстречу утреннему холоду. Они прошли через верхний двор и оказались у высокого восточного фронтона. На мгновение они остановились перед одной из четырех колонн портика, и Виктор еще раз ощутил, какое воздействие со всех сторон на него оказывают светло-желтые фасады зданий. Они были выполнены в классическом архитектурном стиле, что создавало потрясающий контраст на фоне воинственного образа остальной части крепости. Наконец его привели в служебное помещение коменданта крепости на втором этаже над гауптвахтой.
Когда спустя полчаса он опять вышел на свежий воздух, то попросил надзирателя дать ему пару минут. Тот кивнул и остановился. Виктор прошел мимо марширующих солдат через длинный двор и ступил на невысокую наружную стену. Поставив свой багаж, он склонился над массивным ограждением.
Едва ли можно было разглядеть величественный вид, который в ясные дни открывался отсюда сверху на Кобленц и на обе реки, отправлявшиеся как раз в этом месте в длинной излучине в совместное путешествие на север. Вырисовывались разве что силуэты домов, лугов и полей. А расположенные вдали вершины вулкана Айфель с их застывшими озерами и темными лесами и вовсе не были видны.
Виктор вздохнул.
Он иначе представлял себе первые минуты после освобождения из-под ареста. Множество раз он представлял себе, как становится на эту стену, как птица, расправляющая свои крылья. Он хотел впитать в себя этот чистый простор, с высокой наблюдательной башни рассмотреть мир, прежде чем овладеет этим миром, а мир овладеет им.
Туманная немилость промозглых февральских дней несколько умерила наслаждение этим моментом, однако у него и в мыслях не было роптать на судьбу. После горьких уроков последних лет можно было и примириться с отсутствующим видом. Все было позади, и это единственное, что следовало принимать в расчет. Он быстро повернулся, взял свой чемодан и прошел последние метры в сопровождении надзирателя.
Путь к свободе лежал мимо караула у ворот к близлежащему форту Гельфенштейн, а оттуда вниз мимо многих караульных постов и ворот к населенному пункту Эренбрайтштайн.
С каждым шагом вдоль обрывистой, заросшей скалы Виктор сокращал дистанцию от этой дальней, считавшейся неприступной крепости.
Тонкие