от боли в руках, стальная полоса вошла в толстый череп на две ладони.
Зверь задергался, приподнялся в последнем усилии и тут же ткнулся мордой в стальные сапоги рыцаря. Меч остался в расколотом черепе.
Я крикнул:
– Поздравляю!..
Он поднял забрало, лицо усталое, поплевал на ладони и ухватился за рукоять меча. Лицо побагровело, задержал дыхание. Послышался скрип, лезвие пошло вверх.
Женщина все это время не отрывала взгляда от рыцаря, а Зигфрид вытер меч о шкуру чудовища, бросил его в ножны и повернулся к женщине.
Она все так же неотрывно всматривалась в его лицо. Он протянул ей руку, но пальцы уперлись в незримую стену. Женщина медленно выпрямилась во весь рост. Черные, как смоль, волосы скользнули по нагому телу, старательно укрывая его от взглядов, но белая грудь все равно бесстыдно раздвинула эти шторы и высунулась наружу.
– Зигфрид, – крикнул я. – Ты уже убил эту зверушку!.. А женщину оставь, дальше пусть сама!
Женщина протянула ему руку, не сводя с рыцаря испытующего взгляда. Кончики их пальцев соприкоснулись, Зигфрид ухватил ее за кисть и дернул так резко из пентаграммы, что она с размаху налетела на его стальную грудь.
– Зигфрид, – сказал я с предостережением.
Он ответил, не глядя на меня:
– Мы не можем оставить ее вот так!
– Почему? – спросил я.
– Она истратила все силы, – ответил он. – И сейчас упадет…
Он сорвал с плеч плащ и укутал ее обнаженное тело со старательностью целомудренного медбрата.
Когда они вскарабкались ко мне на гребень, Зигфрид почти нес ее на руках, я сказал женщине сурово:
– Мы – крестоносцы, ведьм отправляем на костер! Ты поняла?.. Потому тебе нельзя принимать любезное предложение моего друга, он слишком добр и чистосердечен. Не понимает, что обрекает тебя на смерть.
Она вздрогнула, увидев Адского Пса, явно заколебалась, поглядывая быстро то на меня, то на Зигфрида, наконец сказала решительно:
– Я поеду с ним.
– Ты хоть меня слышала? – спросил я с досадой.
– Я рискну, – ответила она. – Все равно моя жизнь оборвалась бы скоро.
Он поднялся в седло, а ей подал руку. Она ухватилась крепко, и он вздернул ее к себе, усадив за спиной.
Я сказал резко:
– Слушай меня, дура!.. Магия у нас запрещена. Ведьм сжигаем или топим. Потому ты если хоть в чем-то… поняла? Но ты можешь лечить раненых, если умеешь, это богоугодно. В этом случае епископ закроет глаза, если сделаешь это даже не молитвами.
Зигфрид посмотрел на меня с благодарностью, а она сказала торопливо:
– Спасибо, ваша милость!
– Не за что, – ответил я, злой за уступку политики человечности, – лечить ты все равно не умеешь, а вот порчу…
Зигфрид вскрикнул:
– Ваше высочество!
– И еще, – предупредил я жестко, – что бы ни случилось дурное в армии или в лагере, тут же подумают на тебя.
Она вскрикнула:
– Я не стану…
– Это неважно, –