долгих путешествий. Дорога действительно больно уж дальняя, да вела через лес дремучий, в котором после прихода в город Кощея стал хозяйничать Соловей Разбойник, а он пощады никому не давал. Ибо, говорят, что покрывал его сам губернатор столичного града, то бишь Кощей. Подошли старики к мирно спавшему в обнимку с Котом Баюном внуку, и стали осторожно будить.
– Вань, а Вань! – ласково трясла его за плечо бабка.
– Ну чо тебе? – не раскрывая глаза, сквозь сон пробурчал внук.
– Сходил бы ты, Иван, к царю-батюшке!
– А по что мне к нему идти-то, ежели Кощей под себя Царя подмял? Толку-то от того, что я к нему пойду?
– Справедливости у него просить надобно. Может, что и получиться? Больше ведь не у кого!
Иван нехотя раскрыл глаза, посмотрел на бабку с дедом, которые с такой надеждой глядели на него, что тому даже стало как-то неловко. Внук покосился на мирно пристроившегося у него на животе голову Кота Баюна. Осторожно приподнял её обеими руками и переложил на печку рядом с собой. Сел, протяжно зевнул, потянулся, да стал лениво почёсывать левую пятку. Кот приоткрыл жёлтые глаза-щёлочки и недовольно проворчал:
– Я так понимаю, что спать нам сегодня больше не дадут. Да и пятка у тебя, Вань, чешется к дальней дороге.
– Тьфу на тебя, желтоглазый! – в сердцах сплюнул Иван и толкнул огромного кота в пушистый бок. – С тебя станется! Ты сто хлопот нам намяукаешь и ухом не поведёшь! А мне потом расхлёбывай!
Так Ивану не хотелось слезать с тёплой печи и переться куда-то в даль несусветную. Но, посмотрел на грустные лица деда и бабы, тяжело вздохнул и кряхтя слез с печи. Ещё раз с грустью посмотрел на старых горемык и стал собираться в дорогу. Бабка тут же сменилась с лица. Обрадовалась, засуетилась и засеменила за выцветшую шторку, что отделяла скромную кухоньку от гостиной. Принесла туесок с уже заранее приготовленной разной снедью. Видимо бабка давно надумала в городе правду искать, да всё время по сподручнее подбирала.
– Вот я тебе в дорогу еды заготовила, внучек! Скромно, не слишком солоно, конечно, но что есть в избе, то тебе и собрала.
Иван посмотрел в такие же, как и у него голубые, ясные глаза бабки. От старости они стали более водянистые. Но родственную душу по этим глазам ещё легко можно было определить. В них было столько надежды, что внук молча забрал у старушки туесок с едой и пробасил:
– Я, баб, к печи дюже привык.
– Так и поезжай на ней, внучек! – тут же отозвалась бабка. – Сейчас же лето. Ночи короткие, да совсем не холодные. А до зимы, чай, и вернуться успеешь. Мы с дедом без печи в избе пока как-нибудь перебьёмся. А еду я на дворе, на камнях варить буду! Правда, дед?
Дед неспешно, солидно кивнул в ответ. Смахнул подло набежавшую скупую мужскую слезу и хриплым от дерущей махорки голосом произнёс:
– Поезжай, внучек! Авось наш Царь-Батюшка