подумать и почувствовала, как всё поплыло перед глазами, стены зашатались, лица стали неотчётливыми, скрылись за туманом…
– Ой-ой-ой! Детоньки милые! Не вешайтесь на маменьку-то все разом! – раздался возглас няни Арины. – У ней ведь здоровьюшко-то не прежнее, сколько болела…
Глава 5
Ариша, милая Ариша, она всегда кидалась на защиту. Она была мамкой, кормилицей, и девочка с самого младенчества знала: мамка её – самая надёжная и верная. Она хорошо помнила случай, когда, ещё будучи совсем маленькой, впервые по-настоящему перепугалась, и то, как Ариша прибежала на помощь. Тогда она, двухлетняя, сбежала от свиты надоевших нянек и выскочила на улицу. Погуляла по саду и зачем-то решила подойти к старой липе, росшей возле решётчатой ограды. Легко протопала по насту, а перед самим деревом снег был рыхлым, и провалилась любопытная исследовательница в сугроб с головой. Побарахталась, поняла, что проваливается всё глубже и глубже, и завопила: «Ариша!» От испуга голос пропал, потому завопила не вслух, а почти шёпотом. Однако через минуту иль две увидела над собой кормилицу, что примчалась на зов, примчалась, в чём была, босиком, вытащила малышку из снежного плена и побежала с нею на руках домой, в тепло. Оттерев Таню и только после этого вспомнив, что и у самой ноги заледенели, кормилица схватила с печи тёплые валенки, надела их.
Осмыслив произошедшее, пошла докладывать матери и бабушке непоседы: Анне Павловне и Прасковье Евдокимовне. Рассказ её мог бы удивить женщин из другой семьи, но не из этой. Бабушка, Прасковья Евдокимовна, удовлетворённо кивала, слушая сбивчивый рассказ дворовой крестьянки. «Не пугайся, хорошо это: в нашу породу пошла». Потребовала от Ариши одного: чтоб никому чужому о сих странностях не говорила, а то худо Тане будет. Анна Павловна вздохнула: «Подумать только, а я и не почуяла ничего, никакой тревоги. Видать, Танюша к кормилице больше привязалась, чем ко мне. …Может, и к лучшему это. Когда приберёт меня Господь, буду знать, что дочка под присмотром…» Эти подробности Таня знала от Ариши, которая не раз, вспоминая Анну Павловну, вздыхала: «Чуяло сердечко у ей, бедной, что оставит она тебя, милую, на меня да на бабушку».
Таня догадывалась, что кормилица втайне даже гордится тем, что в тот раз ещё совсем несмышлёная девочка, попав в беду, вспомнила не о матери, а о ней, крестьянке дворовой. Родных детей у Ариши было семеро, однако о своих она переживала, тревожилась помене, чем о Тане. У них, чай, и родной отец есть, а барышня – круглая сирота. К тому ж и Трофима, мужа её, у Целищевых высоко ставили: он был денщиком Танюшиного деда, с четырнадцати лет во всех походах, на всех войнах Павла Анисимовича сопровождал, стал тому чуть ли не правой рукой. Детей Ариши с Трофимом в имении целищевском никто не смел обижать, у них была обычная для крестьян жизнь, причём сытная, мирная. А Таню – об этом говаривала Прасковья Евдокимовна, да и сама Ариша предчувствовала – ожидала судьба непростая, бурная, может, тяжкая, потому и тряслась над нею кормилица больше, чем над родными.
Таня росла непоседливой