должен бояться мертвых, я признаюсь, что очень боюсь.
– Живых нужно бояться, – заметил Лейбович.
– А чертежей вы не находили? – спросил Шлоссер.
– Какие чертежи? – спросила Катя заинтригованно, выйдя из-за спин репортеров.
– О! Да вы ничего не знаете? – Шлоссер насупился. – Ваш друг вместе с местным Жигало, сыном барона Вебера, развлекались в нетрезвом виде. Они летали на аэроплане.
– На аэроплане? – удивилась Катя. – Но раньше Гардаш никогда не летал на аэропланах. Хотя дружил с Уткиным. Он боялся аэропланов!
– И не удивительно, – заметил патологоанатом. – Ненадежные аппараты.
– Но что странно, – продолжил Шлоссер, протирая стекла пенсне платком. – Раньше аппарат терпел аварии. Людям в Граце всё это уже надоело! В полицию шли жалобы! А вот при Гардаше они прекратились!
– Вот как?
– Именно так! Интересно, правда? Они назвали аэроплан «Желтая рыба». Он и сейчас стоит возле полиции. Вещественное доказательство. Правда, без крыльев.
– Доказательство чего?– с испугом переспросила Катя.
– Именно странной и опасной связи между сыном барона и Гардашем. Тут уж, извините, приходится всех подозревать. Продолжайте, свидетель Зильбербахер!
– Ну, так вот, – сказал молочник. – Я так испугался крови, что ничего сначала не заметил. И ведь у меня еще грудная жаба, герр Шлоссер. Я мог бы умереть на месте от шока. Но я сразу на телегу, и к вам, в полицию!.. Если я вам больше не нужен, разрешите удалиться? У меня коровы не доены.
– Ступайте, я вас позже вызову.
Молочник, пятясь и ломая в руках кепку, стал пробираться к выходу, а Шлоссер сказал криминалисту:
– Коллега Ланге, покажите еще раз оружие.
Тот развернул салфетку с пистолетом.
– Браунинг 1903 года выпуска. Берите без перчаток, я уже снял отпечатки.
– Гильзу нашли? – спросил Шлоссер, крутя в руках пистолет.
– Так точно, валялась у ножки стола, – сказал Ланге. – В магазине не хватает патрона, а патронник пуст. Все сходится. Очень, очень похоже на суицид.
– Я тоже сначала так подумал, – заметил Лейбович, – после осмотра головы. Сквозной огнестрел. Но расположение входного отверстия, а также отсутствие штанцмарки, следов копоти и частиц несгоревшего пороха, осаднение ранки говорят о том, что русский не мог сам выстрелить себе в голову. Его убили.
– Ну, так если ранение сквозное, ищите пулю, – сказал Шлоссер.
Криминалист осмотрел простенок между окнами с лупой, сантиметр за сантиметром.
– Мне вот что странно, – делился он между тем со Шлоссером. – Выстрел в упор из положения стоя мог размозжить жертве голову. А ранки классические. Вот, взгляните! На выходе пули мы не видим мозгового вещества.
– Это лишь указывает, что кинетическая энергия у пули была слабая, – отозвался Ланге, продолжая осматривать стену. – Либо патрон старый, либо порох сырой.
Кате сделалось дурно.
– Мне нужно выйти, – сказала она, с трудом приподнимаясь