и потому пугающие горизонты.
Автомобиль, разбрызгивая колесами воду, скользил по мокрым, вмиг растерявшим свой макияж улицам, совершая обратный путь от центра к окраине, вдоль тротуаров неслись мутные потоки, сплавляя к сточным решеткам окурки и обертки от жвачек и конфет, народ толпился на троллейбусных остановках, под тентами кафе и козырьками магазинов, то и дело сверкали молнии и катился над крышами торжествующий рокот грома. Синоптики наконец-то угадали с грозой, доказав, что не зря получают зарплату, и даже перевыполнили свое обещание – хляби небесные разверзлись не вечером, как обещалось, а в четвертом часу дня.
Впереди, рядом с роботоподобным шофером сидел молодой бугай с могучим бритым затылком и широкими, обтянутыми белой футболкой плечами – еще один сотрудник седьмого отдела, не удосужившийся представиться; ему было поручено обеспечить целость и сохранность Кононова – ну и пресечь любую попытку к бегству, которую мог предпринять бывший охранник, чья должность отныне называлась «ППВ». Путешественник по времени. Герберт Уэллс мог довольно потирать руки на небесах. Кононов в последний раз ехал домой, чтобы покопаться в вещах, выбросить всякие личные бумаги, о которых совсем необязательно знать посторонним – тем, кто вселится в эту квартиру после него, – а потом ему предстояло вернуться в подземные вместилища отдела номер семь и готовиться там к выполнению «маленького, но очень ответственного поручения», то бишь к погружению в прошлое. На тридцать семь лет назад, в тысяча девятьсот семьдесят первый год от Рождества Христова.
Кононов отрешенно созерцал грандиозное представление «летняя гроза в мегаполисе» и никак не мог поверить в реальность произошедших за этот день событий. То, что он услышал от Сулимова, действительно, казалось сказкой бабушки Арины, вернее, даже не сказкой, а заурядным фантастическим рассказом эпигонов Уэллса, но Кононов знал, что это отнюдь не сказка, не выдумка фантастической братии, всяких там казанцевых и гуляковских – и он вряд ли когда-нибудь вернется в июнь две тысячи восьмого. Потому что не доживет. А если даже и доживет – это будет уже другой июнь…
Сулимов поведал ему, что есть человек, который изобрел устройство, с подачи Уэллса давным-давно называемое «машиной времени». Эта машина могла возвращать человека в прошлое, и путешественник, при соответствующей подготовке, способен был натворить всяких дел в этом прошлом, тем самым внеся коррективы в будущее. Конечно, никто не ответил бы на вопрос, насколько серьезно изменится сегодняшняя реальность, говорил Сулимов, если пришелец вмешается в события прошлого. Вряд ли можно повлиять на будущее, срубив в прошлом лишнее дерево или стащив на рынке яблоко у зазевавшейся торговки. Вряд ли долетит до будущего звон разбитого стекла в окне дома номер пять по Сретенскому переулку или стук среди ночи в дверь каких-нибудь супругов Рогачевых из Вышнего Волочка, нарушивший сон хозяев…
Но путешественнику под силу учинить не только мелкое хулиганство. Зная о «судьбоносных» событиях двадцати – или тридцатилетней